Елизавета Григорьевна Полонская

	Елизавета Полонская
	Е. Г. Полонская (стои́т вторая справа)
	Статья в Википедии
	Произведения в Викитеке

Елизаве́та Григо́рьевна Поло́нская (урожденная Мовшенсо́н, Мовшензо́н; 1890-1969) — русская и советская писательница и поэтесса, переводчица, журналистка. В начале карьеры входила в группу Серапионовы братья.

Родилась в Варшаве, в семье инженера-путейца. Раннее детство провела в Белостоке, затем до 15 лет — в Лодзи. В конце 1905 года, опасаясь погромов, семья переехала в Берлин, где Лиза посещала социал-демократический кружок. С конца 1906 года Мовшенсоны постоянно жили в Петербурге.

Короткие цитаты

	И средь прозаиков одна Отстаиваю честь поэта И вот, ― опаздывать должна. ― Полонская Елизавета.
	— «Серапионовская ода», 1 февраля 1922

	Мы с жизнью договор наследственный имеем, И добровольно с ней не разойдемся мы.
	— «Хотя бы нас сожгли и пепел был развеян...», 7 сентября 1922

	Лучше пусть в гостинице дешёвой Я умру под мелкий зимний дождь...
	— «Конец», 1934

Цитаты из стихотворений разных лет

«На старый пруд пойдем. Возьми жакет».
Осенний дождь. «Как пахнет здесь грибами…
В последний раз прощаемся мы с вами.
Мы женимся с тобой через шесть лет.
Ты подождешь меня?» ― «Клянусь!» И он клянется.
В двенадцать лет так весело живётся.^[1]

— «Давно это было», 1913

И не говори мне очень колко,
Что я улыбаюсь всем прохожим…
Понимаешь, это ветер только
Легкомыслен и неосторожен.
Не сердись, мой милый, милый, милый,
Я скажу всю правду, подожди:
Ах, меня наверно опьянили
Мартовские крупные дожди.^[1]

— «У тебя при каждом резком слове...», 1914

Рыжий петух, хорошо тебе
Навстречу солнцу кричать кукареку.
Настанут перемены в твоей судьбе:
Будешь когда-нибудь и ты человеком!
Забудешь запах земли дождевой,
И вкус червей в навозной куче,
На крепкий весенний гребень свой
Шапку с наушниками нахлобучишь.^[1]

— «Послание к петуху», 22 июля 1921

Хотя бы нас сожгли и пепел был развеян
Из орудийных жерл в пространство вечной тьмы ―
Мы с жизнью договор наследственный имеем,
И добровольно с ней не разойдемся мы.
Калеки ― ползаем. Безрукие ― хватаем.
Слепые ― слушаем. Убитые ― ведем.
Колеблется земля, и дом уже пылает ―
Еще глоток воды! под каменным дождем…^[1]

— «Хотя бы нас сожгли и пепел был развеян...», 7 сентября 1922

Воем сирены паровозной,
Стуком и грохотом колес,
Косым дождем и криком «поздно» ―
Так это счастье началось.
Так пусть оно движеньем станет
Колес, кружащих на осях,
Пусть в долгом изойдет дыханье
Вздохом и выдохом стиха.^[1]

— «Воем сирены паровозной...», 1925

И, внезапной злобою объята,
Я кричу в окно, в пространство: ― Нет!
Господин, низка у вас зарплата,
Не умею я варить обед!
Не умею утешать и холить,
И делиться, и давать отчет
За платок, за воротник соболий,
Ворковать над мужниным плечом.
Лучше пусть в гостинице дешевой
Я умру под мелкий зимний дождь,
В час, когда померкнет над альковом
Отраженье Люксембургских рощ.^[1]

— «Конец», 1934

Вот предо мною ваша акварель:
Ампирный дом горит под летним солнцем,
И дерево приподняло панель,
Шатром склонясь над слуховым оконцем. <...>
Серебряные косы на виске.
Взгляд из-под век, внимательный и чистый,
И в сильной подагрической руке
Три веером распахнутые кисти.^[1]

— «Акварель» (Е. П. Якуниной), 1955

	Я оттепели ленинградской Люблю внезапную капель, Как будто к декабрю апрель Пришёл поговорить по-братски И напроказил... Так и ты Смягчаешь зим моих суровость И вносишь в комнату, как новость, Мимозы жёлтые цветы.^[1]
	— «Брату», 1962

О, как я помню этот город,
Хоть он и был тогда чужим…
И голых окон длинный морок,
И суету, и вечный дым.
Не русский снежный, лютый, лютый ―
Ветрами дышащий февраль,
А почек розовую смуту
И неба голубую даль.
Весной на шиферные крыши
Спадают крупные дожди…
И девочки кричат, ты слышишь, ―
― Почекай нa мне! ― Подожди!^[1]

— «Лодзь», 10 февраля 1965

О молодость, Париж, ноябрь с дождями,
Сад Люксембург, стоял закат в крови…
Он шляпу снял: Давно слежу за вами.
Вы любите? Не стоит он любви.
Вы пишете стихи? ― Откуда вам известно? ―
Я журналист. Я прежде сам любил ―
А где ж она? ― Ушла как сон прелестный!
В ту комнату с тех пор я не входил.
Так и стоит с закрытыми жалюзи,
Пойдемте, покажу. Тут близко. ― Я пошла
И посмотрела дом. Да, два окна, как узел
Накрепко стянутый, зачеркнутый со зла.^[1]

— «Памяти Таламини», 1966

	Так коротки ночи, так ночи летят, Так пахнут во тьме метеолы, Покуда до света, меняя наряд, На клумбах вставали виолы.^[1]
	— «Садовник», 1967

Цитаты о Елизавете Полонской

Лунц, Слонимский, Зильбер, Елизавета Полонская ― мои ученики. Только я не учу писать; я им рассказал, что такое литература. <...>
Елизавета Полонская носила вместе с А. Векслер черные перчатки на руках, это был знак их ордена. Пишет стихи. В миру врач, человек спокойный и крепкий. Еврейка, не имитаторша. Настоящей, густой крови. Пишет мало. У нее хорошие стихи о сегодняшней России, нравились наборщикам. Елизавета Полонская ― единственный «Серапионов брат» ― женщина.^[2]

— Виктор Шкловский, «Сентиментальное путешествие», 1923

В серапионовском братстве были только братья, сестер не было. Даже Елизавета Полонская считалась братом, и приняли ее именно за мужественность ее стихов. Зощенко прозвал ее «Елисавет Воробей». Однако при серапионовом братстве был, так сказать, официально установлен особый институт ― серапионовы дамы. Это были девушки, которые сами ничего не писали, но присутствовали на всех серапионовских собраниях.^[3]

— Николай Чуковский, «Литературные воспоминания», 1965

Да и Пушкина чтили только номинально, а по существу знали его плохо и считали устарелым и смешноватым. Помню, как однажды на большом собрании в клубе Дома искусств поэтесса Елизавета Полонская, желая сказать про стихотворение одного молодого поэта, что оно глупо и наивно, сказала, что оно напомнило ей стихотворение Пушкина «Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда…»^[3]

— Николай Чуковский, «Литературные воспоминания», 1965

Зеленая молодежь поколения «Звучащей раковины» знала французских поэтов только понаслышке и повторяла их имена из попугайства. На наиболее даровитых представителей этой молодежи могучее влияние оказал другой поэт, тоже не русский ― Редьярд Киплинг. Влияние его роскошных колониалистских баллад с их мужественным тоном и антигуманизмом легко заметить в стихах начала двадцатых годов таких поэтов, как Владимир Познер, Тихонов, Колбасьев, Елизавета Полонская.^[3]

— Николай Чуковский, «Литературные воспоминания», 1965

Цитаты о Елизавете Полонской в стихах

	Но лучше всех вещей ― кубышка. Напоминает мне порой Ее прорезанная крышка Уста Полонской дорогой. Издатель! Друг! С лицом веселым Мне чек скорее подмахни И пресс-папье своим тяжелым Автограф милый промокни.^[4]
	— Владислав Ходасевич, «Люблю граненые стаканы...», 1922

	Слониха беременна девять лет, Такова слоновья порода. Федин родил не слоненка на свет, А «Города и годы». Скромность всех добродетелей мать И дочь хорошего тона. Знаю, Полонскую будут ругать Здорово Серапьоны.^[1]
	— Елизавета Полонская, «Стансы», 1924

Источники

↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ ⁹ ¹⁰ ¹¹ ¹² Полонская Е. Г. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Малая серия. — Санкт-Петербург, Издательство «Первый ИПХ», 2010 г.
↑ Виктор Шкловский, «Ещё ничего не кончилось». — Москва: изд. Вагриус, 2003 г.
↑ ¹ ² ³ Чуковский Н. К. О том, что видел: Воспоминания. Письма. — Москва, Молодая гвардия, 2005 г.
↑ Ходасевич В.Ф. Стихотворения. Библиотека поэта (большая серия). — Л.: Советский писатель, 1989 г.

[полс-1] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ ⁹ ¹⁰ ¹¹ ¹² Полонская Е. Г. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Малая серия. — Санкт-Петербург, Издательство «Первый ИПХ», 2010 г.

[шкл-2] Виктор Шкловский, «Ещё ничего не кончилось». — Москва: изд. Вагриус, 2003 г.

[ничу-3] ¹ ² ³ Чуковский Н. К. О том, что видел: Воспоминания. Письма. — Москва, Молодая гвардия, 2005 г.

[4] Ходасевич В.Ф. Стихотворения. Библиотека поэта (большая серия). — Л.: Советский писатель, 1989 г.

[1]