Василёк

Цвет невинности непрочен,
Как в долине василёк...^[1]

Какой вздор! Простые васильки! ― Васильки! Бог и им велел жить; и не жалко ли, если они гибнут, не расцветая, не насладившись своею жизнью! А всего-то им жить одно лето…^[2]

Весело пробираться по узкой дорожке, между двумя стенами высокой ржи. Колосья тихо бьют вас по лицу, васильки цепляются за ноги...

А вот это я для вас, ― прибавила она, доставая из-под жёлтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, ― хотите?^[3]

...она заглянула в их опустевшие гнёзда; в одном вырос стройный василёк, в другом — жёлтое репное семя, словно гнёзда только для того и были свиты, чтобы служить им оградою!

...ковром расстилались ноготки, колокольчики, зинзивер и ― украшение могил ― васильки.^[4]

Васильки на Украине ярче; неправда ли, Николай Васильевич? Гоголь теперь лишь, казалось, очнулся и поспешил подтвердить:
— Ярче, ещё бы!..^[5]

...васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость...^[6]

Живое слово <...>, у одного оно прорастает как белая роза, у другого ― как синенький василёк.^[7]

...соловьи примолкли и стали пересвистываться по утрам всё нежней и тише; вот уж и кукушка подавилась колосом и васильки тысячами глаз замигали из переливчатых волн зашумевшей полосатой ржи.^[8]

Каждый колос служит хлебу,
Василёчек — только Небу.

Велю по всему балкону насыпать цветов — маков и васильков. И буду гулять по ним. В лиловый день, в зелёном туалете. Кррасиво! Буду гулять по плевелам, — ибо маки и васильки суть плевелы, — и сочинять стихи.

��т стран полудня кроткая олива
и от земель славянских василёк!^[9]

Я в плену у жизни и верчусь, как василёк на полевой дороге, приставший к грязному колесу нашей русской телеги.^[10]

Своей лазурной синевой
Ты отражаешь небеса...^[11]

Суховатый мёд васильков...^[12]

Целебными свойствами у василька обладают краевые ярко-синие цветки, которые и собирают в июле-августе. В их лепестках содержится синее красящее вещество цианин (C₂₇H₃₁O₁₆), относящееся к группе антоцианинов.^[13]

В народной медицине василек в виде настоя на водке, принимаемого с горячим чаем, считается средством от простуды, потогонным и противолихорадочным.^[13]

...василёк я не считаю сорняком...^[14]

Василёк лечебный <...> ― многолетнее травянистое растение, растёт как сорняк в посевах пшеницы, ячменя или образует самостоятельные заросли в песках пустыни Негев.^[15]

На шахту Хиротаро не вернулся из-за васильков Centaurea cyanus. Точнее, из-за их цветочных корзинок. Дотащив тело младшего унтер-офицера Марута до неглубокого оврага, в котором хоронили погибших пленных, он сел рядом с ним на землю и долго смотрел на его мертвое лицо.^[16]

Василёк синий, <...> лоскутный цвет, ржевый цветок, синовник, синовница, синоцветка, синюшник, синюшка, синий цвет во ржи, синявка, синьки, синюха, сойвица...^[17]:53

Остальные васильки, а их около 730 видов, имеют фиолетовые, жёлтые, розовые и белые оттенки различной насыщенности.^[17]:54

Живое слово (метафора, сравнение, эпитет) есть семя, прозябающее в душах; оно сулит тысячи цветов; у одного оно прорастает как белая роза, у другого ― как синенький василёк.^[7]

Название цветка часто связывают с человеческим именем. Как рассказывает народная легенда, был у матери единственный сын по имени Василь. Его околдовала и погубила русалка ― он превратился в цветок, цветом своим напоминающий глубокую воду. Латинское же название ― Centaurea ― дал васильку Карл Линней в честь мифических полулюдей-полулошадей. Мудрейший из кентавров Хирон знал силу многих целебных трав, в том числе и василька, и исцелял многих героев мифов. Целебными свойствами у василька обладают краевые ярко-синие цветки, которые и собирают в июле-августе. В их лепестках содержится синее красящее вещество цианин (C₂₇H₃₁O₁₆), относящееся к группе антоцианинов. Это большая группа растительных пигментов синего, красного или фиолетового цветов, представляющих собой соединения сахаров с основными носителями красящих свойств ― антоцианидинами (производными бензопирилия). Антоцианины образуются в тканях многих растений; особенно много их накапливается в тканях, поврежденных, например, низкой температурой, ― этим объясняется красный цвет осенних листьев. Антоцианины имеют важное значение в жизни растения: они задерживают ту часть светового спектра, которая не поглощается хлорофиллом, придают цветам и плодам привлекающую насекомых окраску и т. д. Содержит василек и глюкозиды. В народной медицине василек в виде настоя на водке, принимаемого с горячим чаем, считается средством от простуды, потогонным и противолихорадочным.^[13]

― В нашем языке появилось много сорных словечек. Он порой похож на поле, покрытое сорняками. Иногда эти сорняки кажутся даже красивыми ― овсюг, сурепка (василёк я не считаю сорняком).^[14]

Слово «волчцы» употребляется в Библии исключительно во множественном числе и практически всегда вместе со словом «терние», означая всякую бесполезную, вредную, негодную растительность. <...>
Василек лечебный ― Centaurea procurrens ― многолетнее травянистое растение, растет как сорняк в посевах пшеницы, ячменя или образует самостоятельные заросли в песках пустыни Негев. Свежую измельченную траву василька прикладывали к ранам и воспаленным местам. Настоем сухой травы обмывали зудящие участки кожи, покрытые сыпью.^[15]

Василёк синий. Centaurea cyanus L. — василёк лазоревый, василёк посевной, синецветка, волошка, лоскутница, черлок, синовница, бабочки, блават, блаватка, глават, васильки, васильчик, василёчек, васильковый цвет, вашлочек трава, волошечка, петровы батоги, волошек, лоскутный цвет, ржевый цветок, синовник, синовница, синоцветка, синюшник, синюшка, синий цвет во ржи, синявка, синьки, синюха, сойвица, черлох, черлок, хабер, хаберы, голубые цветки.^[17]:53

Описание: семейство Астровые (Сложноцветные). Однолетнее травянистое растение, прямостоячий стебель шершавый, тонкий, ребристый, до 60 см высотой. Корень тонкий, стержневой. Листья тонковойлочные, очерёдные, цельные, ланцетнолинейные, стеблевые сидячие. Синие или лилово-синие краевые цветки воронковидные, бесполые, средние — трубчатые, двуполые, сине-фиолетвые, окружены жёсткими чешуйками обёртки яйцевидной корзинки, равной 15-20 мм в поперечнике. Расположены цветки на концах ветвей и стеблей. Плод — серая или желтовато-серая семянка с коротким многорядным хохолком. Одно растение даёт до 2500 семянок. Цветёт василёк синий в июне-августе. Плодоносит в августе-октябре.
Используемые части: краевые цветки, семена, корни, трава.
Время сбора: цветки, трава — июнь-август, семена — август-начало сентября, корни — сентябрь-октябрь.^[17]:53-54

Синие яркие краевые цветки имеют также: василёк черкесский, василёк краснодарский, василёк ложнодонской (Centaurea czerkessica Dobrocz. & Kotov); василёк чёрнобахромчатый (Centaurea nogrofimbria (K. Koch) Sosn.); василёк горный (Centaurea montana L.); василёк прижатый, василёк плоский, василёк приплюснутый, василёк сжатый, василёк уплощённый (Centaurea depressa M. Bieb.); василёк Триумфетта (Centaurea triumfettii All.); василёк буроотороченный, василёк седой (Centaurea fuscomarginata (K. Koch) Juz.). Остальные васильки, а их около 730 видов, имеют фиолетовые, жёлтые, розовые и белые оттенки различной насыщенности.^[17]:54

Начиналась она так: пастушка или крестьянская девушка гнала домой стадо гусей и пела куплет, который начинался и оканчивался припевом: Тига, тига, домой, Тига, тига, за мной. Помню ещё два стишка из другого куплета: Вот василёк, Милый цветок. Больше ничего не помню; знаю только, что содержание состояло из любви пастушки к пастуху, что бабушка сначала не соглашалась на их свадьбу, а потом согласилась. С этого времени глубоко запала в мой ум склонность к театральным сочинениям и росла с каждым годом.^[18]

Они жили на берегу Сосны, в небольшой, крытой соломою, но беленькой хате, за которою, к самой реке, спускался огород с грядами капусты, гороха, свеклы, кукурузы и разного рода цветами. Тут красовались пышные гвоздики и огромные подсолнечники, пестрели разноцветные маки, благоухал канупер, ковром расстилались ноготки, колокольчики, зинзивер и ― украшение могил ― васильки.^[4]

Тут были ирисы (Iris uniflora Pall.) самых разнообразных оттенков от бледно-голубого до тёмно-фиолетового, целый ряд орхидей (Cypripedium ventricosum Sw.) разных окрасок, жёлтый курослеп (Caltha palustris L.), тёмно-фиолетовые колокольчики (Campanula niomerata L.), душистый ландыш (Convallaria majalis L.), лесная фиалка (Viola uniflora L.), скромный цветочек земляники (Fragaria elatior Ehrh.), розовый василёк (Centaurea monanthos Georgi), яркая гвоздика (Dianthus barbatus L.) и красные, оранжевые и жёлтые лилии (Lilium dahuricum Gawl). Этот переход от густого хвойного леса к дубовому редколесью и к полянам с цветами был настолько резок, что невольно вызывал возгласы удивления. То, что мы видели на западе, в трёх-четырёх переходах от Сихотэ-Алиня, тут было у самого его подножия. Кроме того, я заметил ещё одну особенность: те растения, которые на западе были уже отцветшими, здесь ещё вовсе не начинали цвести.^[19]

В плену у жизни. Кошмары, вчера было, а кажется, Бог знает когда, время сорвалось… в тёмной комнате на диване один лежу и думаю про какого-нибудь английского писателя, например, про Уэллса, что сидит он на своём месте и творит, а я, русский его товарищ, не творю, а живу в кошмарах и вижу жизнь без человека. Но и то и другое неизбежно ― и человек вне жизни, и жизнь вне человека. Я в плену у жизни и верчусь, как василёк на полевой дороге, приставший к грязному колесу нашей русской телеги.^[10]

― Что за цветок? Какой вздор! Простые васильки! ― Васильки! Бог и им велел жить; и не жалко ли, если они гибнут, не расцветая, не насладившись своею жизнью! А всего-то им жить одно лето…
Эмма опять наклонилась к кусту васильков и выправляла их около тычинки, к которой был привязан кустик их.
― Что за ребячество, Эмма! Брось твои васильки; пойдём ходить по саду; я тебе перескажу ― ах! милый друг! я тебе всё перескажу! Он пишет, он скоро приедет! <...> Но Эмма ничего не слыхала, ни на что не смотрела; она сидела с своею работою в беседке, иногда устремляя взор на любимую грядку цветов подле беседки, где великолепно цвёл теперь василёк и, казалось, гордился между другими цветами, как будто хотел сказать им: «Меня любит Эмма!» <...>
И поздно! С безумным воплем он стремится прямо в беседку; нога его топчет и уничтожает милые васильки, любимцы Эммы, цепи его глухо ударились о беседку ― бежать нельзя!..^[2]

Весело пробираться по узкой дорожке, между двумя стенами высокой ржи. Колосья тихо бьют вас по лицу, васильки цепляются за ноги, перепела кричат кругом, лошадь бежит ленивой рысью. Вот и лес. Тень и тишина. Статные осины высоко лепечут над вами; длинные, висячие ветки берёз едва шевелятся; могучий дуб стоит, как боец, подле красивой липы.

― Цветы, ― уныло отвечала Акулина. ― Это я полевой рябинки нарвала, ― продолжала она, несколько оживившись, ― это для телят хорошо. А это вот череда ― против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика я ещё отродясь не видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка… А вот это я для вас, ― прибавила она, доставая из-под жёлтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, ― хотите? <...>
Акулина была так хороша в это мгновение: вся душа её доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась и ластилась к нему, а он… он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом ― стеклышко всё вываливалось и падало ему в руку.^[3]

И она смотрела вслед улетавшим на юг аистам и протягивала к ним руки. Потом она заглянула в их опустевшие гнёзда; в одном вырос стройный василёк, в другом — жёлтое репное семя, словно гнёзда только для того и были свиты, чтобы служить им оградою! Залетели туда и воробьи.

Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василёк по ветру, как бабочка.

А это вам, Марфа Васильевна, дорогой, вон тут во ржи нарвал васильков…
― Не надо, вы обещали без меня не рвать ― а вот теперь с лишком две недели не были, васильки все посохли: вон какая дрянь!
― Пойдемте сейчас нарвём свежих!..
― Дайте срок! ― остановила Бережкова, ― Что это вам не сидится?

Одоевский умолк, и на несколько мгновений вокруг воцарилось молчание. — В альбоме там я нашел также ваш автограф, Иван Андреевич, — заговорил он снова, — посвященную государыне-солнышку басню «Василёк»:
В глуши расцветший Василёк
Вдруг захирел, завял почти до половины
И, голову склоня на стебелёк,
Уныло ждал своей кончины…
— Ну, теперь-то стебелёк, пожалуй, не обломится, — заметил князь Вяземский, и лежавшее на всех присутствующих грустное очарование как рукой сняло: все весело оглянулись на старика-баснописца, тучный стан которого недаром заслужил ему от Карамзиной (вдовы историографа) прозвище Слон. Сам Крылов не повернул даже головы на толстой короткой шее, как бы опасаясь нарушить найденное раз в кресле удобное положение, и только сверху покосился на большой бриллиантовый перстень, пожалованный ему императрицею Марией Фёдоровной и ярко сверкавший теперь на его жирной руке, покоившейся на ручке кресла. <...>
— Я отдала бы, кажется, всё на свете, чтобы увидеть опять нашу чудную степь с её весенними цветами: колокольчиками, нарциссами, васильками…
— Васильков-то и здесь сколько вам угодно, — сказал Пушкин, — а здешние ландыши даже ароматнее всех ваших степных цветов.
— О, нет, я не согласна! Васильки на Украине ярче; неправда ли, Николай Васильевич? Гоголь теперь лишь, казалось, очнулся и поспешил подтвердить:
— Ярче, ещё бы!..^[5]

Снегом заносит. Рвётся в белые окна метель и стучится. А вчера ещё жил василёк, жали рожь. В одну ночь! Стынет седая река, плещутся судорожно волны. Слушаешь вьюгу, молчишь, жмёшься от холода. <...>
Стёпка остановился, и из его смеющихся губок сверкает единственный молочный зубок. Стёпка кричит мне, ― его пухлые ручонки крепко сжимают смятый, затасканный василёк. И затопотался ― побежал.

Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь.
Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-жёлтой серединой «любишь-не-любишь» с своей прелой пряной вонью; жёлтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; жёлтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики.^[6]

Ещё совсем, кажется, недавно в лугах желтела куриная слепота; за ней липкая тёмно-малиновая дрёма пошла пятнать весёлые лужайки и поляны в лесу; рожь поднялась совсем высоко; вместо жёлтых висюлек закачались на акациях зелёные длинные стручки; соловьи примолкли и стали пересвистываться по утрам всё нежней и тише; вот уж и кукушка подавилась колосом и васильки тысячами глаз замигали из переливчатых волн зашумевшей полосатой ржи.^[8]

Дмитрий Петрович шевелил пальцами ног, затёкшими от колец, и думал:
— Нужно вырабатывать стиль. Велю по всему балкону насыпать цветов — маков и васильков. И буду гулять по ним. В лиловый день, в зелёном туалете. Кррасиво! Буду гулять по плевелам, — ибо маки и васильки суть плевелы, — и сочинять стихи.

Утром отец уехал куда-то. Она увидела стёкла, залитые дождём, и почувствовала, что уже ничего не ждёт, ничего не хочет, что просто ей приятно вставать, прибирать избу, топить печь, заниматься обыденными делами. К вечеру она нарядилась, воткнула два сухих василька в косу, обвитую вокруг головы, и вздумала поставить самовар.

Над суровым, дубовым столом лысая голова не напружилась височными жилами; не глядела она исподлобья туда, где в камине текли резвой стаей васильки угарного газа: в одинокой той комнате всё же праздно в камине текли огоньки угарного газа над калёною грудою растрещавшихся угольков; разрывались там, отрывались и рвались ― красные петушиные гребни, пролетая стремительно в дымовую трубу, чтоб сливаться над крышами с гарью, с отравленной копотью и бессменно над крышами повисать удушающей, разъедающей мглой.^[20]

— Послушайте! — вдруг обратился он к Васильку, который был свидетелем его жалоб. — Смилуйтесь вы надо мною и, во что бы то ни стало, добудьте мне ноты, по которым играет Сарабанда, и вы увидите, что я перещеголяю его, за пояс заткну. Я эту самую песню выучу так, что весь мир узнает, что такое значит какой-нибудь ничтожный Сарабанда, и что такое значит Полубоярин. Дорогой мой, сделайте это! Прошу вас, помогите мне!
Василёк был всегда очень деятелен, бросился за кузнечиком, уходящим со своей чародейскою скрипкой, схватил его за полу тёмного плаща и начал вымаливать ноты той чудной песни, эхо которой ещё дрожало вокруг в полевых травах, орошённых росою.
— У нас есть очень способная лягушка, — говорил Василёк, — и мы желаем сделать из неё придворного музыканта его величества, нашего всемилостивого государя.^[21]

― Вы помните, Ника, ― тихо проговорила Таня, ― как любили мы с Олей наступать на ледок на лужах и слушать, как хрустит он под каблуком.
― Да, Таня, помню, ― коротко сказал Ника.
― Ника, ― после долгой паузы сказала Таня, и широко раскрылись её глаза, будто два синих василька глянули из чёрной опушки длинных ресниц, ― Ника, что же это такое!?. Было... Было… Было…^[22]

На шахту Хиротаро не вернулся из-за васильков Centaurea cyanus. Точнее, из-за их цветочных корзинок. Дотащив тело младшего унтер-офицера Марута до неглубокого оврага, в котором хоронили погибших пленных, он сел рядом с ним на землю и долго смотрел на его мертвое лицо. <...>
По синтоистской традиции он должен был оставить какой-нибудь дар умершему, однако в карманах у него ничего не было. Он медленно шел мимо могил, пытаясь найти хоть что-нибудь и вспоминая лица тех, кто лежал здесь под неглубоким слоем земли и песка. На холмиках покачивались васильки.
― Centaurea cyanus, ― негромко сказал он.
― Что? Хиротаро поморщился. Голос Масахиро сейчас раздражал его, но он все же ответил:
― Цветы. ― Я вижу, что это цветы. <...>
― Ведите его в карцер. Достал уже. Охранники с готовностью схватили Хиротаро за руки, и все собранные им образцы мутировавших Centaurea cyanus посыпались из его котомки на землю.^[16]

Кто же бабочкой летает
С василька на василёк,
Тот любви ещё не знает;
Кто любил, тот любит ввек.^[23]

Только дружба обещает
Мне бессмертия венок;
Он приметно увядает,
Как от зноя василёк.

Когда Державина без чувства Клит читает,
То мне ль писать стихи? Нет! полно, Феб! прости.
Но скромный василёк престанет ли цвести,
Затем, что грубый мул и розу попирает?^[24]

Цвет невинности непрочен,
Как в долине василёк:
Часто светлыми косами
Меж шумящими снопами
Вянет скошенный цветок.^[1]

Бледна, как лилия в лазури васильков,
Как восковое изваянье;
Нет радости в цветах для вянущих перстов,
И суетно благоуханье.

В глуши расцветший Василёк
Вдруг захирел, завял почти до половины,
И, голову склоня на стебелёк,
Уныло ждал своей кончины...^[25]

Так, окроплён росой отрадной,
В тот час, когда горит восток,
Вновь воскресает ― ночью хладной
Полузавялый василёк.^[26]

Во ржи был василёк прекрасной,
Он взрос весною, летом цвёл
И, наконец, увял в дни осени ненастной.
Вот смертного удел!

Колокольчик поник над росистой межой,
Алой краской покрыт василёк голубой,
Сироты-повилики румяный цветок
Приласкался к нему и обвил стебелёк.

Да, васильки, васильки…
Много мелькало их в поле…
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли.
Олечка бросит цветок
В реку, головку наклонит…
«Папа, — кричит, — василёк
Мой поплывёт, не утонет?!» <...>
Как эти дни далеки…
Долго ль томиться я буду?
Всё васильки, васильки,
Красные, жёлтые всюду…^[27]

На вече так, с тоской великой,
Рёк Колупаев. Вновь увлёк
Его на ниве бедной, дикой
Красавец ― синий василёк.^[28]

Там цветут и клевер пышный,
И невинный василёк,
Вечно шелест лёгкий слышно:
Колос клонит… Путь далёк!^[29]

Я живу в пустыне.
Нынче, как вчера.
Василёк мой синий,
Я твоя сестра.^[29]

У нас есть папороть-цветок,
‎И перелёт-трава.
‎Небесно-радостный намёк,
‎У нас есть синий василёк,
‎Вся нива им жива.
Есть подорожник, есть дрема́,
‎Есть ландыш, первоцвет.
‎И нет цветов, где злость и тьма,
‎И мандрагоры нет.

Завязавши три узла,
Вижу я: Заря — светла.
И срываю я цветок,
Первый, синий василёк.

Распустила косу русую, — проскользнула в рожь коса
И скосила острым волосом звездоликий василёк.
Улыбнулась лепестковая, и завился мотылёк —
Не улыбка ль воплощённая?.. Загудело, как оса…^[30]

Василёк взглянул,
Мне шепнул — блеснул:
Каждый колос служит хлебу,
Василёчек — только Небу.

Прими ж нас всех равно, Христова нива!
К тебе равно сошлися в должный срок
от стран полудня кроткая олива
и от земель славянских василёк!^[9]

Аккорды, как волны и призрак разлуки ―
Увядший давно голубой василёк…
Как сердцу несносны знакомые звуки!
Как душу тревожит любимый цветок!^[31]

Мир ― не чум, не лосиное пастбище,
Есть Москва ― золотая башка...
Ледяное полярное кладбище
Зацветёт, голубей василька.^[32]

Цветок смиренный полевой,
Ты золотистых нив краса,
Своей лазурной синевой
Ты отражаешь небеса...^[11]

Желанной нет. Безбрежность нив.
Лишь василёк один, мерцая,
Поёт чрез золотой разлив
Там, где была моя родная.^[33]

Раздутые ноздри львиных зевов;
Липкие язвы дрём;
Театральные капоры кашек;
Выцветшая ветхость бессмертников;
Суховатый мёд васильков;
Пыльная хина полыней.^[12]