Труженица (Полонский)/ДО

.............
Я помню блескъ и сухость глазъ
И блѣдность твоего чела,
Когда, съ дворовыми простясь,
Къ отцу проститься ты вошла…
Когда съ крыльца въ послѣдній разъ
Сошла ты, словно торопясь.

Лилъ дождь и вѣтеръ вылъ, когда
Тебя изъ отчаго села,
Черезъ лѣса и города
Телѣга тряская везла.
А ты, скрывая боль въ груди,
Шептала: «что-то впереди?»

Лилъ дождь и ночь была темна,
Когда стуча летѣлъ вагонъ,
Когда путемъ истомлена,
Одолѣвала ты свой сонъ,
И — яркій, чудный день сіялъ,
Когда, ты въѣхала въ вокзалъ,

Въ столицу сѣвера. Съ какой
Тревогою ступила ты
На камни нашей мостовой!
Нашъ городъ, полный суеты,
Громадностью своихъ палатъ
Впервые поразилъ твой взглядъ.

И омнибусовъ грузный стукъ,
И длинныхъ улицъ пыльный шумъ —
Все длило радостный испугъ,
Все волновало свѣжій умъ.
Ты мысленно была горда,—
Что эти стѣны — плодъ труда,—

Труда народнаго; что здѣсь
Нельзя халатной жизнью жить,

Нельзя наслѣдственную спесь
На первомъ мѣстѣ посадить,—
Такъ явно дышитъ все кругомъ
Демократическимъ трудомъ.

— «И я найду себѣ свой кладъ,—
«Трудомъ куплю себѣ покой!»
И помню я, сіялъ твой взглядъ
Лучомъ надежды молодой…
Недаромъ уличный герой
Сталъ увиваться за тобой.

Но если-бъ даже въ этотъ мигъ
Предсталъ тебѣ самъ Донъ-Жуанъ,
Чтобъ за улыбку устъ твоихъ
Отдать и сердце, и карманъ,—
Ты-бъ на него, какъ на шута
Взглянула,— такъ была свята,

Такъ дѣтски наслаждалась ты
Зарей свободы, такъ была
Полна возвышенной мечты
И цѣломудренно смѣла,

Такъ вѣрила, что жизнь и трудъ
Для всѣхъ рай Божій создадутъ.

И въ скверѣ, съ сумкою въ рукахъ,
Сидѣла ты не часъ, не два…
И сладокъ былъ невольный страхъ,
Еще кружилась голова…
Не знала ты, кого спросить,
Куда идти? и гдѣ тутъ жить?—
.............
.............

Прошло три года, три зимы.
Съ туманами ты обжилась,
И хоть ходила безъ сумы,
Но голодала много разъ;
И хоть глаза не знали слезъ…—
Тяжелъ насущный былъ вопросъ.

Что̀ дѣлать?— Умъ природный твой
Наукой тронутъ былъ едва,

Ему противенъ былъ застой,
И жизнь казалась не нова,
Хоть путь твой былъ настолько-жъ новъ,
Насколько тѣсенъ и суровъ.

Хоть ты и знала языки,
Но многаго могла не знать:
Ученой прозѣ вопреки,
Неясно стала ты писать,
И прогрессивный нашъ журналъ
Твой переводъ забраковалъ.

Чтобъ кочевать изъ дома въ домъ
И кой-чему учить дѣтей,
Обычный нуженъ былъ дипломъ
Къ успокоенью матерей:
Учиться рада-бъ ты была,—
Учить — едва ли ты могла…

И къ типографскому станку
Пришла ты руку набивать,
Изъ буквъ разбросанныхъ строку
Къ строкѣ по шпонамъ набирать.

Смѣясь, хозяинъ этихъ строкъ
Тебѣ работу далъ на срокъ.

Но въ сутки, до восьми часовъ,
Стоять, стоять и все стоять,—
Тяжелымъ запахомъ станковъ,
Свинцовымъ воздухомъ дышать,—
Увы, не долго ты могла,—
Устала и занемогла.

И какъ-то странно такъ пришлось,
Что разомъ взятое тобой
За мѣсяцъ — въ три дня прожилось…
Еще спасибо: лѣкарь твой,—
Бѣднякъ былъ,— даромъ навѣщалъ…
За то аптекарь страшно дралъ.

Когда, съ возстановленьемъ силъ,
Ты вышла подышать весной,
Холодный вѣтеръ пыль крутилъ…
Но ты забыла кашель свой,
Припомнивъ, что одинъ журналъ
На-дняхъ корректора искалъ.

Но вотъ — великая пора!..
Мы стали гласность водворять;
Отъ стенографіи добра
Великаго всѣ стали ждать:
И ты протерла локоть свой,
Ища ключъ мудрости такой.

Тяжелъ былъ сокращенный трудъ,—
Но одолѣла ты его…
За то газета «Гласный Судъ»
Не заплатила ничего.
Другой газетный поставщикъ
Къ либерализму не привыкъ…

И въ бѣдной комнаткѣ своей
Ты принялась кроить и шить,
Но много было бѣдныхъ швей,
Способныхъ хлѣбъ твой перебить;—
У нихъ же хлѣбъ перебивалъ
Подъ модной фирмой — капиталъ.

Была и въ переплетной ты
И присмотрѣлась ко всему,

И стали прежнія мечты
Противны твоему уму,
Какъ облетѣвшій пустоцвѣтъ,—
Поэзія наивныхъ лѣтъ.

Ты поняла, что въ наши дни
У женщинъ, въ лучшіе года,
Соперницъ меньше у любви,
Чѣмъ у насущнаго труда.
............
............

Ты не могла предпочитать
Металлъ — любви, трудамъ — доходъ,
Ты не могла себя продать…
Но кто не умеръ, тотъ живетъ,—
И часъ любви, великій часъ,
Насталъ, и — съ другомъ ты сошлась.

Бѣднякъ! тебя онъ полюбилъ
Всѣмъ пыломъ юности своей,
Онъ за тебя переводилъ,
Онъ за тебя училъ дѣтей,

И добывалъ своимъ перомъ
Возможность жить съ тобой вдвоемъ.

Была ль ты счастлива?— Богъ вѣсть!
Твоихъ тяжелыхъ, страшныхъ грезъ
Никто не могъ бы перечесть.
Но громче всѣхъ одинъ вопросъ
Со дня души твоей вставалъ
И сердце честное смущалъ:

— «Что̀ я такое, если я
«Не научилась ничему?
«И, какъ безсильное дитя,
«Во всемъ обязана ему?
«Я-ль поцѣлуями платить
«Должна за то, чтобъ ѣсть и пить?»

Его больной и блѣдный видъ
И торопливость всякій разъ,
Когда онъ изъ дому спѣшитъ,
И краснота усталыхъ глазъ —
Все говоритъ, какимъ трудомъ
Онъ покупаетъ жизнь вдвоемъ.

И думала ты, какъ-нибудь
Разстаться съ нимъ — найти предлогъ,
Чтобъ онъ, несчастный, упрекнуть
Тебя въ жестокости не могъ,
Чтобъ не сошелъ съ ума онъ; но —
Все это было мудрено.

Ты колебалась, глубоко
Вздыхала грудь, въ очахъ не разъ
Мелькали слезы. Не легко
Тому, кто любитъ, не простясь
Съ привычкой сладостной любить,
Покинуть друга… Какъ же быть?

Ты медлила… Но что же ты
Такъ поблѣднѣла? Что съ тобой?
Ужель на всѣ твои мечты
Отвѣтилъ онъ насмѣшкой злой?
Иль ты молвой оскорблена?
Или мучительно больна?

Иль прежній призракъ нищеты
Всталъ предъ тобой и сталъ пугать?

Иль, наконецъ, сознала ты,
Что уже некуда бѣжать;
Что, если есть огонь въ крови,
Найдутся цѣли для любви?

Что если гнѣздышко свилось,
Не нынче, завтра наконецъ,
Для новой радости и слезъ
Въ гнѣздѣ появится птенецъ;
Что если деревцо цвѣтетъ
Весной — подъ осень будетъ плодъ.

............
Онъ умеръ, труженикъ, тобой
Любимый,— умеръ въ цвѣтѣ лѣтъ,
И запыленною парчей
Покрытъ былъ трупъ его. И цвѣтъ
Его чела всѣмъ говорилъ:
«Отъ дѣлъ своихъ онъ опочилъ!»

И память вѣчная была
Пропѣта. И никто не зналъ,

Какая мысль его сожгла,
Какъ онъ любилъ и какъ страдалъ.
Его живымъ не знали мы,—
Узнаемъ ли въ предѣлахъ тьмы?—

Той вѣчной тьмы, куда унесъ
Онъ недоконченный свой трудъ…
Быть можетъ, на живой вопросъ,
На все, чего вѣками ждутъ,—
Съ нимъ вмѣстѣ замеръ тотъ отвѣтъ,
Что льетъ въ сердца тепло и свѣтъ!
............