CLII.
Ты знаешь, что я вѣроломенъ, любя тебя; но ты вероломна вдвойнѣ, поклявшись мнѣ въ любви: ты нарушила клятву, данную ложу другого, и теперь разорвала новые обѣты свои, смѣнивъ на ненависть свою новую любовь. Но какъ буду я осуждать тебя за нарушеніе двухъ клятвъ, когда я нарушаю ихъ двадцать? Я наибольшій клятвопреступникъ, потому что всѣ мои обѣты — лишь клятвы обличить тебя; но ты заставляешь меня измѣнять такому честному слову, и я клянусь опять еще сильнѣе въ твоей глубокой добротѣ, въ твоей любви, твоей вѣрности, твоемъ постоянствѣ и, чтобы озарить тебя, даю глаза слѣпотѣ или заставляю ихъ завѣрять противное видимому ими. Такъ я клялся, что ты красива, — до того былъ я преступенъ, что могъ божиться, вопреки истины, даже въ такой гнусной лжи!