Недотрога (растение)

Она была и чувствительна, как цветок недотрога: не могла без ужаса видеть паука...^[1]

Зажав быстро в кулак такой плодик, в первый раз невольно отдернешь руку ― покажется, что поймал какое-нибудь очень сильное насекомое, которое делает отчаянные усилия, чтобы освободиться. <...> В другой раз осторожно отщипнем только носик плода и увидим, как плод весь разлетится вдребезги, далеко разметав семена.^[2]

Цветок Недотрога — прозрачная, как хрусталь, чашечка из восьми прямых лепестков удлиненного яйца, острием внутрь. <...> На солнце, подкреплен­ный росой, цветок сверкает, как подлинно хрустальный, ук­рашенный серебром и жемчугом.^[3]

Название «недотрога» оно получило оттого, что плоды его при малейшем к ним прикосновении лопаются с легким треском и разбрасывают семена далеко в стороны.^[4]

— О, учитель! — обрадовалась Вера. — Вы заметили, как «недотрога» мгновенно реагирует на изменение освещения?^[5]

Особенно любопытный механизм разбрасывания представляет часто встречающаяся у нас в тенистых местах недотрога. Отметим это растение, бросающееся в глаза своими изящными, покачивающимися на тонких ножках светложелтыми цветами в форме рога изобилия, и вернемся к нему через несколько недель, когда оно уже образовало свои продолговатые, на концах заостренные, зеленые плоды. Зажав быстро в кулак такой плодик, в первый раз невольно отдернешь руку ― покажется, что поймал какое-нибудь очень сильное насекомое, которое делает отчаянные усилия, чтобы освободиться. Раскрываем руку и увидим пять отдельных скрутившихся створок и разбросанные семена. В другой раз осторожно отщипнем только носик плода и увидим, как плод весь разлетится вдребезги, далеко разметав семена.^[2]

По берегам реки появилась спирея иволистная с мелкими цветами, сидящими на стебе��ьках в виде розовых помпонов. Тут же росла сорбария обыкновенная ― довольно высокий кустарник с узловатыми ветвями, перистыми листьями и с ароматными белыми соцветиями в виде пышного султана, на которых всегда держится много насекомых. Ближе к воде рос бледно-зеленый бальзамин-недотрога ― оригинальное растение с травянистыми стеблями и жирными листьями. Название «недотрога» оно получило оттого, что плоды его при малейшем к ним прикосновении лопаются с легким треском и разбрасывают семена далеко в стороны.^[4]

Но вот прилетела «подходящая кандидатура» (какое-нибудь крупное тяжелое насекомое). Оно достаточно большого диаметра, чтобы достать до высоко подвешенных внутри венчика пыльников и рылец. Под тяжестью насекомого «посадочная площадка» отгибается вниз, и насекомое получает доступ к нектару (по ходу дела происходит перекрестное опыление). «Посадочные площадки», сделанные из лепестков ― не редкость. Яснотка, льнянка, недотрога и многие другие растения образуют «посадочную площадку» из нижних лепестков. А вот в семействе Орхидных «посадочная площадка» сконструирована из верхних лепестков.^[6]

Среди множества комнатных растений немалой популярностью у любителей пользуется бальзамин (impatiens). Его пышное цветение радует глаз яркой окраской цветков у разных видов ― розовой, красной, белой… В народе бальзамин называют «недотрогой», «ванькой мокрым», «огоньком». «Недотрогой» ― из-за того, что созревшие коробочки семян при прикосновении к ним сразу раскрываются. «Ванькой мокрым» ― потому что на кончиках листьев образуются капельки жидкости. А название «огонёк» возникло благодаря необыкновенно ярким цветками.^[7]

Она так страстно любила рыцарские романы, что за чтением их забывала общество, пищу и сон. Воображение ее настроено было этим чтением до того, что ей во сне и наяву беспрестанно мерещились карлы, волшебники, великаны и разного образа привидения. Она была и чувствительна, как цветок недотрога: не могла без ужаса видеть паука, кричала, когда птичка вылетала из клетки, плакала от малейшей неприятности и смеялась всякой безделице, как ребёнок.^[1]

«Отчего не только люди маленькие и темные, а порядочные, неглупые и деловые, не только заседатели, которых бог простит, а, например, и сам даже…» ― Евсей оглянулся и продолжал думать тише прежнего ― а что, неизвестно: голова его сомкнулась, и мысль замерла в ней, как дерзкая мошка в цветке недотроге. Нам, однако же, за отрывистыми и уносчивыми думами Евсея Стахеевича не угоняться; остается еще только сказать сверх всего, о чем мы уже знаем, что бедного Евсея преследовала, казалось, с давних времен какая-то невидимая вражья сила.^[8]

Цветок Недотрога — прозрачная, как хрусталь, чашечка из восьми прямых лепестков удлиненного яйца, острием внутрь. Средина жемчужная с тонкими оттенками радуги. Над ее выпуклостью, отмеченной канальцем, нет тычинок, лишь по основаниям лепестков расположены крошечные бе­лые шарики. Подцветник твердый, гладкий, черно-зеленый. Листья формы длинного, свободно изогнутого пера, как цве­ты, — оранжево-золотистого с коричневым и красным ри­сунком. Подкладка их серая. Размещены симметрично на тон­ком, твердом, неправильно изогнутом стебле темно-зеленого цвета и покрыты острыми шипами. На солнце, подкреплен­ный росой, цветок сверкает, как подлинно хрустальный, ук­рашенный серебром и жемчугом.^[3]

В теплой атмосфере внимания этих людей, по-разному ей дорогих, она выращивает свои цветы. Вырастает, к её ликующему удивлению, чудо. Это цветы необычной, кра��ивой формы, имеющие аромат и нежность цветка, прозрачность и блеск хрусталя, окраску и сочетание цветов, мыслимых только в сказках.
Харите стала понятна надпись на пакете — «не тронь меня» <Impatiens>, когда, впустив раз в свой сад пришедшую за фейерверком неприятную, фамильярничающую девушку, дочь рыбопромышленника, она увидела, как стали свертываться и вянуть дорогие ей цветы.
С тех пор она перестала пускать в цветник чужих. Но слух о цветах, прекрасных и странных, проник за стены форта. Любопытные стремились их увидеть. Упорное нежелание Хариты поделиться своими цветами и даже их показать вызвали взрыв уже накипавшей злобы.^[3]

Вера подошла к деревцу семейства эвкалиптовых с узкими серповидными листьями. Растение было помещено в кадку и стояло в тени на платформе автокара. Вера встала на автокар и, слегка повернув рукоятку управления, покатилась к яркому пятну света. По мере того как менялось освещение, листья становились ребром к солнечным лучам. На ярком свету они стали сворачиваться, и скоро все деревце покрылось компактными зелеными пакетиками.
Неслышно подошел доктор Мокимото в белой шляпе, широкой куртке и шортах тоже белого цвета. Он долго, внимательно наблюдал за своей ученицей, и все это время довольная улыбка не сходила с его лица. Вера снова увезла дерево в тень, и оно мгновенно стало разворачивать листья.
— О, учитель! — обрадовалась Вера. — Вы заметили, как «недотрога» мгновенно реагирует на изменение освещения?
— Еще бы!
— Но почему? Вначале он был таким вялым, я бы сказала — ленивым, и вдруг словно его подменили.
— Я думаю, что на него благотворно подействовали тренировки.
— Вы шутите, учитель?
— На пятьдесят процентов, не больше. Другие объяснения не приходят мне в голову. Надо препарировать листья: возможно, развилась нервная сеть. Ты это сделаешь, Вера?
— Ну конечно, и сегодня же.^[5]

Построив дом, он, хозяин, идет за дровами, может, и рыбу добывать, она стряпает пироги из глины, укладывает под лопушок сделанных из сучков деточек ― спать. Накрыли хозяева стол, ягодок черемухи и смородины на него насыпали, хозяйка желтенький цветочек-недотрогу в серединку поставила ― огонек в доме затеплила, ромашек, называемых лебяжья шейка, на постель детей набросала.^[9]

Пестрядь неуемная, дикая, сама себе радуясь, с ног валит запахами, ― луговая пестрядь, по которой яркозево ползет горя не знающий вьюнок, и уж у самой воды, в россыпи дресвы и питательного наноса, скромной церковной свечкой теплится недотрога, а в камнях и на мелководье сам себе радуется, течением с исподу белесо заголяется бесстрашный речной копытник. На приречные откосы, на склоны и опушки заглядишься, рот открыв, весло уронишь или сам за борт вывалишься. Боже, Боже, как любовно, как щедро наделил ты эту землю лесами, долами и малыми спутниками, их украшающими...^[10]

Неопределимей сверчка, что в идоле взялся щелкать,
он по конопле блуждает, где места нет недотроге.
Солнечное сплетение, не знающее куда деться, он шел, как
развесистая вертикаль по канату, абстрактная в безнадеге.

Воскресни ―
электричка, пропахшая потом, стоит в депо,
готовая затянуть керосиновую, мыльную песню,
чтобы так: недотрога, ромашка, настурция, львиный зев
по дороге к кладбищу. Земляника, да и малина, впрочем,
безнадёжно сошла.^[11]