Хлябь (вода)

Как тяжело мне было утопать!
Какой несносный шум в ушах от хляби!

Там горы, хляби там, бугры, стремнины, реки,
Препятствия везде, неслыханны во веки.^[1]

Тако, не взирая на усильственную лютость свирепствующей хляби, носится утлое судно по ярящемуся морю.^[2]

...в самой отдаленности хаос, океан, смутное смешение хлябей, которые отвсюду обтекали видимую часть города, а в соседних дворах примечал я, как вода приступала к дровяным запасам...

Въ воображеніи своемъ повторялъ я все, что когда либо слышалъ или читалъ о <...> грозныхъ чудовищахъ, населяющихъ хляби океана...

Об мель дробится хлябь — и тёмных волн ватага...

— Шхуна, после того, как я спрыгнул с неё, держалась на воде еще около часа; но, в три или четыре бешеные оборота, она унесла моего любезного брата далеко от меня и, наконец, ринулась стремглав с ним в самую глубину пенистой хляби.^[3]

Раздался треск, свист и какое-то громадное клокотание, словно миллионы неведомых гадин разом пустили свой шип из водяных хлябей.^[4]

...раздеться и броситься в холодную волну всеосвежающего моря и плыть, плыть навстречу плещущим хлябям...^[5]

Чудится невольно, что славная река-Нева схоронила навсегда в своих глубоких хлябях много лихих дел, много кровавых преступлений…^[6]

...его вера, обретенная им неведомо откуда и как, не пошатнулась, заливаемая хлябями сомнений.^[7]

Всё — синие хляби, открыты, пустынны…^[8]

А в самой почти сердцевине московской лежит островок: омывают его со всех сторон московские хляби, а захлестнуть не могут...^[9]

Ложе реки ёмкое, и половодье не переливается за края, смешивая твердь и хляби.^[10]

Что значит слово хлябь? В качестве самостоятельной лексической единицы слово хлябь практически в нашей речи отсутствует. Оно живёт лишь как часть целой словесной семьи, и только в ней.^[11]:112

Между тем, в Петербурге ежегодно всплывает таких неведомых тел, средним счетом, до семидесяти… Это — очень внушительная цифра! Конечно, в цифру эту входят вольные и невольные утопленники, но все ли эти семьдесят жертв, поглощаемых коварной Невою, точно сказочным Змеем Горыничем, поплатились жизнью по своей воле (напр., самоубийцы), по неосторожности, по несчастной случайности?.. Чудится невольно, что славная река-Нева схоронила навсегда в своих глубоких хлябях много лихих дел, много кровавых преступлений…^[6]

Хляби. Разверзлись хляби небесные. Книжн. или разг., шутл. О проливном дожде.
Выражение восходит к библейскому мифу о всемирном потопе (Быт 7:11-12): «Разверзошося вси источницы бездны, и хляби небесные отверзошася. И бысть дождь на землю четыредесять дней и четыредесять ночей», т. е. «Разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей».
Значение слова хлябь (хляби) интерпретируется по разному. Слово это теперь встречается только в составе указанного оборота и имеет, по-видимому, значение «бездна, пропасть, простор, глубина». Само выражение дословно означает «открылись небесные просторы».^[12]:281

Что значит слово хлябь? В качестве самостоятельной лексической единицы слово хлябь практически в нашей речи отсутствует. Оно живёт лишь как часть целой словесной семьи, и только в ней. Вспомним шутливое выражение разверзлись хляби небесные («пошёл сильный, проливной дождь»). Мы видим, что в названном фразеологическом сращении архаично не только существительное хлябь, но и глагол разверзлись. <...>
Чтобы понять, какое значение было первоначально у оборота разверзлись хляби небесные, нам осталось узнать, что значит слово хлябь. Это существительное имеет значение «простор, пустота, глубь; бездна, пропасть». Таким образом, буквальный перевод выражения разверзлись хляби небесные дает нам «открылись небесные просторы» (или «бездны» и т. д.). История нынешнего значения «пошёл сильный, проливной дождь» «разверзается» перед нами полностью лишь тогда, когда мы привлекаем тот контекст, из которого выражение разверзлись хляби небесные явилось на свет.^[11]:112

Глагол расхлябаться среди только названных слов особенно интересен. Он возник в результате своеобразной конденсации словосочетания разверзлись хляби, на базе слова хлябь, но по модели разверзлись: в структурную схему раз- (рас-) – -лись вместо -верз- было «засунуто» -хляба-. Ещё более оригинальным сжатием оборота разверзлись хляби небесные до слова предстает перед нами диалектное существительное хляба – «дождь, слякоть».^[11]:113

Въ воображеніи своемъ повторялъ я все, что когда либо слышалъ или читалъ о подводномъ царствѣ, которое теперь находилось у меня подъ ногами: о стадахъ черепокожныхъ, обитающихъ на днѣ морскомъ, о грозныхъ чудовищахъ, населяющихъ хляби океана, и обо всѣхъ тѣхъ мечтательныхъ существахъ, которыя играютъ важныя роли въ расказахъ рыбаковъ и матросовъ.

Громъ ревѣлъ надъ бурнымъ пространствомъ моря, и раздавался между горами волнъ, повторявшими его раскаты. Видя, какъ корабль кружится и переваливается между зіяющими хлябями, то въ нихъ погружается, то поднимается вверхъ, я дивился, какъ онъ можешь сохранять равновѣсіе, и вообще держаться на водѣ.

Ветер сильнейший и в панораме пространное зрелище бедствий. С правой стороны (стоя за дом к Т��рговой) поперечный рукав на место улицы между Офицерской и Торговой;^[13] далее часть площади в виде широкого залива, прямо и слева Офицерская и Английский проспект и множество перекре��тков, где водоворот сносил громады мостовых развалин; они плотно спирались, их с троттуаров вскоре отбивало; в самой отдаленности хаос, океан, смутное смешение хлябей, которые отвсюду обтекали видимую часть города, а в соседних дворах примечал я, как вода приступала к дровяным запасам, разбирала по частям, по кускам и их, и бочки, ушаты, повозки и уносила в общую пучину...

Но ещё было приятнее, сбросив свое потное, несколько изломанное тело с потной и усталой лошади, раздеться и броситься в холодную волну всеосвежающего моря и плыть, плыть навстречу плещущим хлябям; и после ночи на голой земле, с седлом под головой, как хорошо было заснуть в свежих простынях своей постели...^[5]

Государь стоит, как скала, около которой и чистые и мутные волны разбиваются. Оказывается, что он знает всю историю вопроса досконально, и никакое надувательство невозможно, а на него-то, на надувательство-то, и надежда была у многих. Таким образом вы не будете в Петербурге в день манифеста и не увидите Петербурга, поднявшегося из всех его хлябей для чтения листочка-наитяжеловеснейшего из всех листочков, читавшихся в России.^[14]

Тако, не взирая на усильственную лютость свирепствующей хляби, носится утлое судно по ярящемуся морю. Воздвизаемые бурным дыханием волны то возносят к облакам, то низвергают его в тартар. Небо возвещает ему его сокрушение, но оно, подкрепляемое своею бодростию, противится и волнам и вихрям и безднам.^[2]

— Я вздрогнул всем телом; я понял, что хочет сказать он этим словом. Ветер гнал нас прямо к водовороту; не было спасения!
— Вы знаете, мы и в тихую погоду боялись подойти к нему; теперь же неслись в самую средину хляби, да и с каким еще ураганом! Авось, подумал я, минуем беды. Но в тот же миг проклял глупую надежду. Я знал очень хорошо, что, будь мы на корабле в десять раз больше стопушечного — и тогда не миновать бы нам верной гибели.^[3]

— Меня поразил теперь не прежний страх, но неожиданная, новая надежда. Она явилась и от воспоминания, и оттого, что теперь замечал я. Мне пришло на ум множество предметов, плавающих у берегов Лофодена, которые были поглощены и потом выброшены Моское-стрёмом. Большая часть их была страшно исковеркана, но некоторые — я хорошо помнил это — остались целы и невредимы. Эту разницу я мог объяснить только тем, что обезображенные осколки принадлежали вещам, совершенно поглощенным хлябью: другие же предметы попали в нее к концу прилива, спустились тише в глубь и не успели коснуться русла, потому что их вынесло отливом.^[3]

— Шхуна, после того, как я спрыгнул с нее, держалась на воде еще около часа; но, в три или четыре бешеные оборота, она унесла моего любезного брата далеко от меня и, наконец, ринулась стремглав с ним в самую глубину пенистой хляби. Бочка, к которой привязал я себя, опустилась не больше, как на половину пространства, отделявшего меня от дна воронки, когда последовала резкая перемена в наружном виде водоворота. С каждой минутою крутой откос боков его становился отложе и обороты медленнее, пена с радугою исчезли, и дно пропасти стало как будто подниматься. Когда очутился я на поверхности океана, в виду берегов Лофодена и выше того места, где находится самая хлябь Моское-стрёма, — небо было ясно, ветер затих, и полный месяц блестел на западе. Это была пора мертвой воды водоворота, несмотря на то, что море вздымалось горами от сильных порывов далеко уже улетевшего урагана.^[3]

Собрав последние усилия и истощив весь запас мусора, жители принялись за строительный материал и разом двинули в реку целую массу его. Затем толпы с гиком бросились в воду и стали погружать материал на дно. Река всею массою вод хлынула на это новое препятствие и вдруг закрутилась на одном месте. Раздался треск, свист и какое-то громадное клокотание, словно миллионы неведомых гадин разом пустили свой шип из водяных хлябей. Затем все смолкло: река на минуту остановилась и тихо-тихо начала разливаться по луговой стороне.^[4]

Он остановился, и без всяких усилий с его стороны брызнули ключи позора, переполнявшие его жизнь.
И столько было их, в таком многообразии, что он отпрянул, захлестнутый отчаянием.
Потом оправился напряжением воли и, стремясь к самопостижению, пытался унять разбушевавшиеся хляби, отогнать, заградить плотиной, но один из притоков затопил остальные, поглотил их, превратился в единую реку.^[7]

Теперь доводы не западали к нему в душу капля за каплей, но хлынули потоками яростного ливня. Разразилась гроза, по сравнению с которой прежние струйки угрызений были лишь предвестниками. Враг метал свои громы, разил его в самое сердце, в смятении первого мига, под грохоты бури.
Но его вера, обретенная им неведомо откуда и как, не пошатнулась, заливаемая хлябями сомнений.^[7]

А в самой почти сердцевине московской лежит островок: омывают его со всех сторон московские хляби, а захлестнуть не могут и Троеручицу за синими огоньками лампадки не тревожат.^[9]

Рыжик качнул головкой, будто красный поплавок дернули снизу.
И поплыл поплавок по киевской хляби, нырял по Крещатику, потерялся на площади, вынырнул на Малой Житомирской...^[9]

...Ледяная совершенно иная. Глубокая, спокойная и ровная вода мерно и мощно идет в крепких берегах. Ложе реки ёмкое, и половодье не переливается за края, смешивая твердь и хляби. Здесь все кажется движущимся по прочному, надежному, многократно себя оправдавшему порядку.^[10]

Брат Ричард спотыкнулся; я к нему;
Но, падая, он в волны сшиб меня,
В раскат пучины… Господи, мой Боже!
Как тяжело мне было утопать!
Какой несносный шум в ушах от хляби!
В глазах — в каких свирепых видах — смерть!

Желая к храму нас блаженства возвести,
Ты трудной путь сама должна была пройти,
Там горы, хляби там, бугры, стремнины, реки,
Препятствия везде, неслыханны во веки.^[1]

Уже светило дня на западе горит
И тихо погрузилось в волны!..
Задумчиво луна сквозь тонкий пар глядит
На хляби и брега безмолвны.

Об мель дробится хлябь — и темных волн ватага,
Как армия китов, песок брегов
Вдруг осадившая, обратно мчась, все блага —
Коралл и перламутр — роняет за собой.

Ветр; двинулся корабль и с удила сорвался,
На волны наступил — хлябь стонет и кипит!
Он выю занеся, сквозь облака летит...

Откуда, откуда — из темной пучины
И смутных, и светлых годов
Мелькнули подводного мира картины
С забытых и детских листов?
Всё — синие хляби, открыты, пустынны…
Строй раковин, строго-немой.
Кораллы плетутся семьею старинной
Полипов, семьей вековой.^[8]

В пучинах вод стальные рыщут рыбы,
Взрывают хляби тяжкие суда...^[15]

Сверх волны обманчивой
В грудь — дугою лютою!
Через хляби — нянчанный,
Берега — баюканный…^[16]