Какая-то в державе датской гниль?…
* * *
Какая-то в державе датской гниль?
Ах, полно, волноваться нет причины.
Слегка подорожал автомобиль,
но дамы – в полушубках из овчины.
Улыбки мэров озаряет блиц,
в престижных сферах молодость дерзает…
И так ли важно, что безумный принц
вопросами себя и нас терзает?
Не прошел еще по Галилее…
* * *
Не прошел еще по Галилее
тот, кто путь Голгофой завершил,
а извечный спор, чей Бог сильнее,
сотни царств и храмов сокрушил.
Шли века, но спор не прекращался.
Храмы пожирал пожарищ дым.
И Создатель грустно улыбался
неразумным детищам своим.
Что осталось в этой жизни?…
* * *
Что осталось в этой жизни?
— Напевать былые песни.
Поминать друзей на тризне.
Ждать, что прошлое воскреснет.
Путать «но-шпу» со снотворным.
Грустно спорить с дураками.
И смотреть, как внук упорно
измеряет мир шажками.
ИЕРУСАЛИМСКОЕ
Прохлада Иерусалима…
* * *
Прохлада Иерусалима
в стране, кипящей на пару,
благословенна и сравнима
с холодным «Туборгом» в жару.
Скользнув по нервам воспаленным,
она, врачуя, остудит
шипенье жизни раскаленной,
накал страстей и жар обид.
Муэдзин поет молитву на вершине минарета…
* * *
…Муэдзин поет молитву на вершине минарета,
иудей заводит с Богом свой напевный разговор,
церкви, кирхи и костелы, славя сына Назарета,
перезвоном и псалмами дополняют общий хор.
Я смотрю на этот город. В нем, не ведая барьеров,
правит бал религиозность, гимн единый сотворя.
А по древним переулкам молчаливо бродит вера
в то, что все на этом свете затевается не зря.
Ну вот, и мы разъехались по миру…
* * *
Ну вот, и мы разъехались по миру,
расширили понятие «Мы — тут!»,
объединив в единую квартиру
Ирушалайм, Тбилиси, Голливуд.
Нам снова верить в неизбежность встречи,
глотать слезу на взлетной полосе
и убеждать себя: «Еще не вечер!
А шар земной… Он — маленький совсем!»
Франсуа Вийон
Пока воронье племя
не кружит в пляске злой,
еще осталось время
смеяться над петлей.
Воспеть пивную кружку -
исчадье кабака,
погибнуть за понюшку
плохого табака.
Когда народ решит, что, все же…
* * *
Когда народ решит, что, все же,
лишь он один — избранник Божий,
благословленный разрешеньем
на муки иль на возвышенье,
ему болезненная гордость
дает уверенность и твердость.
Но в перечне грехов гордыне
стоять средь первых и поныне.
Смеется с лохмотьев афиши…
* * *
Смеется с лохмотьев афиши
еще один завтрашний вождь.
Колотит по сморщенным крышам
унылый декабрьский дождь.
И бродят в сознанье, размытом
ветрами, дождем и тоской,
старуха с разбитым корытом
и невод с травою морской.
Ходя по замкнутому кругу…
* * *
Ходя по замкнутому кругу
и пробивая лбом бетон,
не надо жаловаться другу,
каким бы близким не был он.
Кляня все сущее на свете,
за тучами не видя даль,
не плачься повзрослевшим детям
— помогут, но поймут едва ль.
Два Отечества дымили…
* * *
Два Отечества дымили
мне и в спину, и в лицо.
Два Отечества твердили,
что не терпят подлецов.
И жирели очень бойко
у Отечеств их отцы.
Дым в Отечествах был горьким.
А у власти — подлецы.
От наветов и чёрных меток…
* * *
От наветов и чёрных меток
отобьёмся дубьём и кольём,
закопаем десяток монеток
и водичкою сверху польём.
И останется самая малость -
молча, ждать урожай пятаков…
А чего ещё, братцы осталось
населенью Страны Дураков?
Ну вот, пережили ещё одну зиму…
* * *
Ну вот, пережили ещё одну зиму.
Мы вместе старались. И в чем-то везло.
Опять убедились, что все поправимо,
пока не кончается в печке тепло.
Зима — как зима. И похуже встречалась,
подольше, позлей… Только главное в том,
что сколько еще этих зим нам осталось,
придется подумать сейчас, не потом.
ВРЕМЕНА ГОДА
Со снегом падали надежды…
* * *
Со снегом падали надежды,
ниспосланные кем-то сверху.
В них очень верили невежды,
кто знает жизнь — встречали смехом.
Так и смеялись те и эти,
прислушиваясь чутко к слухам.
А бабы снежные, да дети
смеялись просто белым мухам.
Сменяют серое зеленым…
* * *
Сменяют серое зеленым
на декорациях ветра.
Глядит на птиц чуть изумленно,
проснувшись, древняя гора.
Размяли косточки кварталы,
кровь перестала каменеть…
Как миру, все же, надо мало,
чтоб сразу так помолодеть…
С утра расплавленное небо…
* * *
С утра расплавленное небо
стекало в жухлую траву,
ветрам горячим на потребу
стерев былую синеву.
И, зноем вдоль холмов растертый
июля потною рукой,
спит город, подтянувший шорты
пред обнаженною рекой.
Укутанное в тучи утро…
* * *
Укутанное в тучи утро
сползало по холодным стенам
и раздавало в свете мутном
клочки надежд на перемены:
что вечер выправить сумеет
все, навороченное за день,
что фант счастливый лотереи
кружится в этом листопаде.
