ЭСГ/Папство

Папство. I. Древность и средние века. Дата возникновения римской церкви в точности неизвестна. Первым исторически установимым хронологическим известием о существовании христиан в Риме считается указание на встречу ап. Павла в Коринфе в 52 году с Акилою и женою его Присциллою, христианами, изгнанными из Рима по указу императора Клавдия. Около 58 года, когда Павел писал свое Послание к римлянам, римская церковь уже является довольно сильною и людною организациею, как заключают, между прочим, из самого содержания и тона Послания. Широко распространившееся (со II века) предание о пребывании в Риме и мученической здесь кончине ап. Петра могущественно способствовало тому, что римская община и ее епископы заняли выдающееся положение в христианстве. Гонения, испытанные при Нероне, a затем при Домициане, не сломили римской общины. Первый еписисоп римской церкви, стоящий хронологически на третьем месте (после Петра и Павла), уже вмешивается в распрю, происходившую в коринфской церкви, призывает коринфян к забвению раздоров, к восстановлению порядка и т. д. Впрочем, судя по притчам Ерма (римского христианина, писавшего в первой половине II столетия), в самой римской общине не редкостью были раздоры между пресвитерами и проникновение не всегда желательных в нравственном отношении элементов в церковную среду (сам Ерм был братом римского епископа Пия, понтификат которого относится к 141—155 гг.). Bo II веке в Рим стекаются из Азии и из греческих церквей самые выдающиеся представители христианской церкви, которые вместе с римскими епископами ведут борьбу с начинавшимися ересями. В эту эпоху церковь управляется коллегиею пресвитеров, стоящих в постоянном и тесном общении со всею общиною; епископ не имел еще роли верховного повелителя и управителя церкви. Что касается титула папа, то еще в средине III столетия он отнюдь не был приурочен именно к римскому епископу, a применялся и к другим, как то показывает обращение римского духовенства к карфагенскому епископу Киприану (в их переписке с ним) именно с подобным титулом. Даже спустя сто лет, в средине IV века, и епископ римский и другие епископы (не-римские) также величаются при случае „папами“, хотя значение именно римского епископа уже сильно возрастает, и, напр., к епископу Юлию (ум. в 352 г.)обращаются епископы Мезии и Паннонии с изъявлением покорности и с торжественным обещанием не ездить впредь по приглашению восточного клира на синоды без предварительного уведомления о том римского епископа. Еще в самом конце IV и начале V столетия слово папа не составляет исключительного титула римских епископов; лишь в V—VI вв. исчезает применение этого титула к не-римским епископам. Но и до окончательного усвоения этого титула авторитет римского епископа не перес��авал возрастать. После гонений при Диоклетиане и внутренних нестроений, обусловленных спорами по вопросу о том, принимать ли в общину лиц, отпавших от христианства во времена гонений, наступил более спокойный период. Эдикт Константина (313 г.) о веротерпимости открыл для церкви новую эру и послужил исходным пунктом для целого ряда внутренних и внешних перемен в жизни христианства вообще и в жизни римской церкви в особенности. Императорская власть начинает оказывать могущественную поддержку церкви в ее борьбе с ересями. Константин, напр., уже в конце 313 г. предложил епископу Цецилиану Карфагенскому помощь светских властей в борьбе против широко распространившейся в Африке ереси донатистов. А начавшийся 31 января 314 г. и продолжавшийся до конца 335 г. понтификат Сильвестра был временем, когда римская церковь все более и более начинает походить на церковь не только терпимую в государстве, но прямо церковь государственную. Но зато церкви пришлось мириться с постоянным вмешательством императора во внутреннюю ее жизнь. Упорная борьба церкви с донатизмом и арианством отмечена также постоянным вмешательством Константина и его преемников, при чем это вмешательство нередко серьезно осложняло и без того запутанный внутрицерковный спор. В течение всего IV столетия, если не считать кратковременного (361—363 гг.) перерыва при Юлиане Отступнике и затем при арианине Валенте, официальное покровительство церкви не прекращалось, а Феодосий Великий в 380 г. объявил католическую церковь единственной дозволенной в империи. В это столетие окончательно формулируются и важные части догматики: этому сильно способствовал спор с ересями, особенно с арианством. Первый Никейский собор (325 г.) установил символ веры; Константинопольский собор 381 г. осудил целый ряд других ересей и подтвердил окончательно основные положения официальной церковной догматики. В этом (IV) веке главную роль в управлении делами церкви играют две власти: император и соборы; в V веке соборы и отчасти П. (Лев I); только с VI в. крепнет и выступает на первый план значение римского епископа. Соборы были двух родов: во-первых, провинциальные, местные, которые (согласно никейскому постановлению 325 г.) должны были собираться дважды в году и ведать дела местной церкви; во-вторых, вселенские, ведавшие дела всей церкви. Вселенскими католическая церковь признает восемь первых соборов и 14 созванных после разделения церквей (см. вселенские соборы). Главными действующими лицами и на вселенских и на местных соборах являлись епископы; они же играли руководящую роль каждый в своей церкви, пока не подчинились окончательно римскому епископу — папе. От епископа зависело посвящение в духовный сан. В свою очередь, в первые века епископы выбирались совместно — духовенством и всею общиною, а рукополагались соседними епископами. Духовенство с епископом во главе со времен Константина окончательно отделяется от мирян, получает известные привилегии, свободу от податей, право суда над общиною (это право просуществовало, впрочем, лишь до 408 г.). Церковное имущество отчасти уже употребляется на содержание епископа и клира. Наконец, уже в IV веке, а особенно в V все громче раздаются требования безбрачия духовенства, и в 385 г. папа Сириций установил обязательность безбрачия для высших чинов духовенства. Развившаяся с IV века сравнительная пышность одеяний духовенства, торжественность и благолепие в обрядах, почитание святых (в неслыханных прежде размерах) — становятся внешними выражениями полной победы мистических начал в связи с стремлением, обозначившимся именно в западной церкви, сделать культ конкретным, осязательным, действующим на чувства и поражающим их. Далеко не все христиане мирились с переменами, происшедшими в церкви в IV столетии. Кроме широко развившихся, несмотря на все преследования, ересей, характерно для IV века еще и огромное движение монашеское. Уход в пустыню, прочь от мира, был известен еще с конца III столетия, но лишь в IV это движение стало приобретать широкую распространенность. В Египте, на Кипре, на севере Малой Азии, а с конца IV века — в Римской области, в Милане, в Галлии, в Далмации — основываются новые и новые монастыри. Церковь временами (особенно вначале) довольно сдержанно относилась к монастырскому движению, и особенно суровые аскеты (евстафиане) были даже осуждены на местном соборе в Гангре (340 г.). Но уже с V столетия высшие церковные власти окончательно убеждаются, какое огромное моральное и материальное подспорье может найти церковь в монастырском движении, и монашество становится покровительствуемым и поддерживаемым институтом.

Уже с первых времен христианства замечавшиеся разногласия и особенности в обрядах западном и восточном усиливаются после разделения империи на западную и восточную при кончине Феодосия Великого. Наступившие вскоре бедствия, обрушившиеся на Римскую империю и приведшие к установлению ряда варварских государств, тяжело отразились на церкви. Правда, именно в эту пору явился Августин (см.), величайший мыслитель из западных отцов церкви, развивший так ярко, как никто до него, учение о церкви, как единоспасающем начале, противополагаемом миру и, вместе с тем, как об установлении, которое является собранием предназначенных к спасению (communio praedestinatorum). Учение о церкви, как о царствии Божием, постепенно завоевывающем мирское государство — владение диавола, было всецело принято церковью; но учение его о первородном грехе и об избранных Богом к спасению и предназначенных к гибели (damnationi praedestinati) — это учение далеко не пользовалось расположением руководящих кругов католической церкви (напротив, именно Лютер и Кальвин пошли в этом отношении за Августином). Впрочем, первый резкий протест против учения Августина, исходивший от Пелагия, кончился осуждением пелагианизма, как ереси (на Эфесском соборе 431 г.). Но за чистым пелагианизмом выступило компромиссное учение полупелагианства (Semipelagianismus), которое хотя тоже было в 530 г. осуждено папою Бонифацием II, но имело громадное влияние: августинская доктрина о предназначении стала если не отвергаться, конечно, церковью, — то замалчиваться ею. Впрочем, в V—VI вв. религиозная мысль в католической церкви после Августина работала мало. Времена стояли слишком грозные. Обращение франков в конце V века было первым крупным успехом католической церкви за весь период переселения германских народов, в большинстве принявших арианство. Лишь к половине VII века католицизм победил арианство в государствах, основанных германцами. Что касается церковной организации, то здесь П. выдвигается все более и более на первый план. Папа Лев I Великий (440—461) успел своею искусною политическою и административною деятельностью, своим поведением в эпоху нашествия Аттилы снискать себе громадное почтение во всем западном мире. Он же выставил весьма решительно притязание на исключительное положение римского первосвященника в христианстве. Себя он называл (первый) vicarius Christi, и именно при нем (по-видимому, с 445 г.) в латинском переводе шестого канона Никейского собора появилась подложная вставка слов: есclesia romana semper habuit primatum, a самый канон был озаглавлен: „de primatu ecclesiae romanae“. Сильно содействовало дальнейшему росту папского преобладания завоевание северной Италии лангобардами в средине VI столетия: Рим оказался отрезанным от Византии, и римский епископ был предоставлен самому себе. Это положение вначале, когда можно было опасаться полного захвата всей Италии лангобардами, было чревато опасностями, но когда движение завоевателей прекратилось, римский папа оказался независимым государем Рима и окружающей области. Прекрасным управителем и устроителем церковного владения оказался папа Григорий Великий (590—604). Он же много заботился об обращении германских племен, как пребывавших еще в язычестве, так и арианских по вероисповеданию. В V—VI вв., при всем разнообразии в литургии, наблюдавшемся в отдельных церквах, на Западе окончательно устанавливается латинский язык, как язык церковной службы, а также упрочиваются особенности обряда, все более и более отличающегося от обряда восточного. С конца VII столетия замечается как бы упадок во внутренней жизни церкви. Море окружающего варварства в это наиболее глухое время средневековья как бы заливало порою и те скудные огоньки церковной образованности, которые еще теплились кое в каких монастырях и аббатствах. В VIII столетии в судьбах П. происходят весьма важные события, тесно связанные с историей каролингского дома во франкском государстве. Уже с давних пор лангобарды стали вновь проявлять определенное стремление двинуться дальше к югу и этим самым грозить самостоятельности римского папского престола. Папа Григорий III просил помощи у Карла Мартелла, — единственного властителя, который по обстоятельствам момента мог оказать в той или иной мере давление на лангобардов. Мартелл не послал никакой помощи. Папа Захарий, несколько позже, оказался счастливее: он сблизился с преемником Мартелла, Пипином Коротким, содействовал его возведению на королевский престол и этим облегчил следовавшему за ним папе, Стефану II, успех дела. В 754 г. Стефан II обратился к Пипину за помощью, а уже в 756 г. лангобарды были побеждены, и Пипин подарил папскому престолу освобожденные от лангобардской опасности земли. Именно с этих пор и укрепилось владение Церковною областью в руках папы; но чтобы доказать древность прав римской курии на эту область, в том же VIII веке была сочинена подложная дарственная грамота на эту землю, якобы подаренную Константином Великим папе Сильвестру I (см. Дар Константина). При Карле Великом церковь фактически подпала под могучее воздействие императорской воли, и папы смирялись пред императором. Карл, вместе с тем, сам сильно способствовал укреплению церковной организации: он формально узаконил церковную десятину (собиравшуюся фактически еще с конца VI века), усилил власть епископов, ввел более точное деление на приходы, учредил много архиепископств в своей империи, наконец, принимая императорскую корону (25 декабря 800 г.) из рук папы Льва III, этим самым чрезвычайно возвысил авторитет римской курии. Когда после Карла В. наступил упадок светской власти, папы этим тотчас воспользовались и постарались закрепить свое временное преобладание соответствующими документами. В половине IX столетия (как думают, в 847—852 гг.) появились три коллекции подложных документов (capitula Angilramni, capitula Benedicti Levitae и декреталии Исидора Меркатора). В этих поддельных соборных постановлениях, законах франков и т. п. утверждается, что папа есть глава всего мира (caput totius orbis), что он сам не подведомствен никакому суду, а епископы подлежат только его суду, но никак не светскому, что церковь не только абсолютно независима от государства, но что государство обязано заботиться, чтобы его законы не противоречили законам церковным, что выбор епископов зависит исключительно от церковных властей, что имущество церкви неприкосновенно и т. п. Папа Николай I (858—867) стоял уже вполне на почве идей, выраженных в этих документах (получивших в просторечии — спустя несколько веков — название лжеисидоровых декреталий). Он утверждал, что власть папы в церкви беспредельна, что светские государи получают свою власть от папы, и что он может судить их. При нем укрепляется идея безбрачия духовенства. Он деятельно вмешался в спор, возникший в Византии по поводу избрания Фотия патриархом, и предъявил к восточной церкви требование подчинения римскому престолу. Ни при его жизни, ни после его смерти это требование не привело ни к чему, кроме резкого ухудшения и без того далеко не теплых отношений между церквами восточной и западной. Много споров уже давно вызывала на Востоке прибавка к символу веры, принятому на Никейском и подтвержденному на Константинопольском соборах, слов filioque, для обозначения исхождения Св. Духа от Отца и Сына (processio Spiritus ex Patre Filioque). Впервые эта прибавка была сделана на третьем Толедском соборе 589 г. Другой, тоже местный, собор (уже франкский, в Жантильи — Gentiliacum — в 767 г.) последовал примеру Толедского, — и уже в эти времена между франкскими и греческими монахами шли по этому поводу большие споры. Ахенский собор 809 г., созванный Карлом Великим, одобрил решение двух вышеназванных соборов, но еще папа Лев III не вводил filioque в официальный, признанный Римом текст символа веры. Но с первых лет XI столетия filioque уже получило в католической церкви полное и обязательное признание. Кроме filioque, греческая церковь ставила в укор латинской требование обязательного безбрачия духовенства, субботние посты, разрешение масла, молока и сыра на первой неделе Великого поста, некоторые отличия в чине крещения и др. Все это, уже с укором, ставилось на вид с греческой стороны при споре с папою Николаем I. Его действия, направленные к утверждению папского авторитета преимущественно пред светской властью, были гораздо успешнее (что обнаружилось в споре папы с Лотарем II из-за бракоразводного дела короля с Тетбергой). Но после Николая I, с конца IX столетия, церковная организация опять слабеет; общие условия жизни, давшие такое могущественное и длительное процветание феодализму, противились планомерному проведению централистического принципа и в церковной организации. Произвольные секуляризации духовных земель большими и маленькими феодалами в конце IX и в X вв. стали обыденными событиями. В X столетии папы обратились в епископов, всецело зависимых от тех или иных могущественных римских фамилий. Когда Оттон I вступил на германский престол, он, правда, старался увеличить духовные владения, возвращал епископствам и аббатствам часть отобранных у них земель, но зато поставил раздачу этих духовных ленов в полную от себя зависимость. При нем сделалась обычным явлением инвеститура (см.), вручение императором новому епископу посоха и кольца. Епископы сделались в имперских землях покорными слугами императора, который по произволу смещал и возводил пап (особенно после второго своего похода на Италию, 961—965 гг.). Это продолжалось и при следующих императорах (следует отметить ставленника Оттона III, папу Сильвестра II, замечательного своею ученостью).

Могучим толчком к освобождению и возвышению П. послужило клюнийское движение, названное так по имени основанного в 910 г. в Клюни (в Бургундии) монастыря. Принципы, которые из Клюни распространились с конца X века по франкским, итальянским и западно-германским монастырям, заключались в следующем: 1) монашество должно подчиняться не епископам, часто слишком раболепным пред местною светскою властью, а самому папе; 2) необходимо стремиться к усилению материальной мощи духовенства вообще и монашества в частности: монастырское землевладение должно быть всячески охраняемо; 3) необходимо поднять нравственность в духовенстве и воскресить в монастырях первоначальные суровые заветы. А с XI века к этим задачам прибавилась еще борьба против симонии (передачи духовных мест за деньги) и инвеституры, понимая ее в широком смысле зависимости назначений на духовные места от светской власти. Начиная с Льва IX (1049—1054), клюнийское движение захватывает уже и пап. Но Лев IX еще не мог ничего поделать против императора Генриха III; он только наметил путь, по которому суждено было пойти Григорию VII; собственный же понтификат Льва IX ознаменовался лишь окончательным разделением церквей (в 1054 г.). Кардинал-диакон Гильдебранд и друг его Петр Дамиани еще при Льве X и его преемниках являлись горячими сторонниками реформ в клюнийском духе. Им удалось сплотиться в могущественный кружок, под прямым влиянием которого был выбран ряд пап: Стефан IX (1057—1058), Николай II (1058—1061), Александр II (1061—1073). При Николае II, в 1059 г., состоялось постановление, по которому отныне папу должна выбирать коллегия кардиналов, влияние же императора на выборы было сведено фактически к нулю. Правда, император протестовал (даже пробовал выставить анти-папу Гонория II), но ничего из этого протеста не вышло. Готовилась жестокая борьба. Она разразилась, когда папою стал сам Гильдебранд под именем Григория VII (1073—1085). Этот папа выдвинул целый ряд принципов, которые были, правда, выработаны под прямым воздействием клюнийского движения, но которые никогда до Григория VII никто не формулировал столь бесстрашно и категорично: папа, по мнению Григория VII, есть не только неограниченный владыка церкви, но и властитель всего мира; католическая церковь, верховным правителем которой на земле он является, никогда не ошибалась ни в чем, никогда не ошибается в настоящем и не будет ошибаться в будущем; враги папы суть враги Христа и св. Петра, против них необходима беспощадная борьба. Григорий VII, начавши жестокую борьбу против императора Генриха IV из-за инвеституры, продолжал ее уже во имя торжества основного принципа верховенства духовной власти над светскою, и современники понимали эту борьбу именно в ее общем, широком, принципиальном значении. Неуступчивость Генриха IV привела к отлучению его от церкви (1076 г.), к покаянному путешествию императора в Каноссу (1077 г.), а непреклонность папы, заставившая его безмерно унизить императора, привела к затяжному кризису, к бесконечной войне, во время которой умер папа, поддержанный в последний период борьбы южно-италийскими норманнами. Нравственная победа осталась на стороне Григория VII. Духовенство, в котором Григорий окончательно ввел безбрачие, показало себя послушным и могучим орудием в его руках. Борьба тянулась с перерывами при преемниках Григория VII и Генриха IV и окончилась лишь в 1122 г. Вормсским конкордатом (см. Германия, XIII, 501). Папа Каликст II удовлетворился половинчатым успехом. В этой долгой борьбе окрепла церковная организация, необычайно усилилось П., клюнийские идеи, подхваченные и углубленные (в XII веке) цистерцианским и картезианским орденами, торжествовали во всем клире. Огромная, если и не инициативная в точном смысле слова, роль, которую сыграло П. в начале крестовых походов и которую папы продолжали играть в течение следующих двухсот лет почти во всех крестовых походах, заставила западно-европейское человечество смотреть на римских первосвященников, как на центр, как на единственный светоч мира. Духовно-рыцарские ордена, развившиеся в эпоху крестовых походов, при всех раздорах, вечно царивших между тамплиерами и иоаннитами, были верными защитниками идей папской супрематии и торжества церковного начала над государственным. Деятельность знаменитого аббата цистерцианского монастыря Бернарда Клервосского (см.) имела громадное влияние на церковь и общество XII века и могущественно содействовала оживлению и углублению религиозного чувства в Европе. Следует при этом заметить, что Бернард полагал, что власть церкви должна быть беспредельной именно в вопросах духовной жизни, а светская власть пап не нужна и не важна. С этим воззрением его папы не были согласны, и когда в 1147 г. проповеднику и аскету Арнольду из Брешии (см.) удалось установить на короткий срок нечто в роде республиканского управления, то церковь предприняла против него борьбу, и папа Евгений III даже пошел в поход против непокорного города, а папа Адриан IV (в 1155 г.) наложил на Рим интердикт и добился возвращения города во власть курии. Со второй половины XII века в европейском обществе и в церковных кругах замечается подъем мистических умонастроений, широкое развитие религиозной лирики, религиозного созерцания. Культ Девы Марии (мариолатрия), культ святых, восторженное „духовное созерцание“ страстей Христовых — проявляются в экстатических переживаниях и обнаруживают давно уже неведомую силу и напряженность религиозного чувства.

В области чисто-политической церковь в средине XII века, в начале XIII века и далее торжествует на всех пунктах. Фридрих Барбаросса после неудачного исхода борьбы с ломбардскими городами принужден уступить папе Александру III и отказаться от надежды получить преобладание в Церковной области, а также от притязаний на самостоятельность в церковных делах Германии. Смирился пред папою и английский король Генрих II, который принужден был торжественно покаяться над гробом убитого архиепископа Фомы Бекета. Но преемникам Александра III пришлось считаться с необычайным усилением Гогенштауфенов, захвативших в свои руки, путем удачного брака, весь юг Италии (королевство обеих Сицилий); и только в средине XIII века Гогенштауфены были сломлены. Из преемников Александра III замечателен по большим дарованиям и по блестящим результатам, которых ему удалось добиться, знаменитый Иннокентий III (1198—1216). По воззрениям Иннокентия III (см.) — в этом он вполне сходится с Григорием VII — светские государи суть папские ленники, а сам папа — ниже Христа, но выше людей. В Риме он утвердил свою власть, смиривши местных магнатов, в Германии — в малолетство Фридриха II — разыгрывал роль вершителя судеб и раздавателя короны, в Англии — вплоть до 1215 г. — король Иоанн Безземельный признавал себя ленником папы, во Франции папа заставил (в бракоразводном вопросе) смириться пред своей волею короля Филиппа II Августа, подавил самыми беспощадными мерами альбигойскую ересь, призвавши (в 1209 г.) крестовый поход на южную Францию для искоренения еретиков. Наконец, неожиданные результаты 4-го крестового похода сулили П. полную победу над греческой схизмой: казалось, что за учреждением „Латинской империи“ должно последовать установление исключительного господства католицизма на Востоке. Преемники Иннокентия III старались удержать П. на этой исключительной, неслыханной ни прежде, ни впоследствии, высоте, но это им не могло удасться. Упорная их борьба с ярым и хитрым врагом — императором Фридрихом II — не всегда была успешна; крестовые походы уже не вызывали прежнего энтузиазма; папские проклятия и интердикты оказывали слабое влияние на императора, который являлся уже человеком нового времени, скептиком до мозга костей и очень тонким политиком. Император на угрозы отвечал угрозами, на интердикты — памфлетами против папы, которого именовал антихристом. Лишь после смерти Фридриха II (1250 г.) и казни Конрадина (1268 г.) папский престол мог счесть победу над Гогенштауфенами вполне одержанною. Но уже самая возможность такой длительной и яростной борьбы показывала, что блестя��ий период Иннокентия III не повторится. Учащались признаки разочарования по поводу длительных и беспросветных неудач крестоносного движения, — и как в былое время энтузиазм крестоносцев шел всецело на пользу римской курии, так теперь разочарование отражалось опять-таки на явном упадке папского авторитета, — чем ближе к концу XIII века, тем больше. Финальная катастрофа (падение крепости Сен-Жан-д’Акра), закончившая крестовые походы, только усилила это настроение в широких слоях западно-европейского общества. Правда, основанные еще в начале XIII века, при Иннокентии III, нищенствующие ордена францисканцев и доминиканцев, снискавшие огромную популярность в Италии, Германии, Испании, Франции, были очень умело использованы П., и тот религиозный энтузиазм, который основатели этих орденов сумели вдохнуть в первые кадры своих последователей, могущественно поддерживал веру в обществе и престиж римских первосвященников, — но все же целый ряд условий подкапывал силу римской церкви. Дряхлел феодализм, по крайней мере, в политическом своем выражении, назревали условия, создавшие сословную монархию, как переход к монархии абсолютной, развивались новые формы социально-экономической жизни, стремившиеся разрушить старый уклад жизни, а с тем вместе — и старую психику, или, по крайней мере, лишить ее прежней устойчивости и прежнего исключительного господства. XIII век, первые годы которого видели беспримерное могущество Иннокентия III, основание и распространение нищенствующих орденов, а средина и конец которого были ознаменованы расцветом схоластической учености, — не может, конечно, быть назван веком упадка католической церкви. Но к его концу умножаются грозные для церкви симптомы. И в первые же годы нового, XIV, столетия над П. разразилась гроза такой сокрушительной силы, которую было все же чрезвычайно трудно предвидеть. Столкновением Филиппа Красивого с Бонифацием VIII и крушением папского политического могущества открывается в истории католической церкви новый период.

II. Новое время: XIV—XIX вв. В XIII веке П., как мы видели, достигло полного процветания и могущества. Иннокентий III заявлял, что выбор императора должен зависеть от папской курии principaliter et finaliter, что папы имеют право вмешиваться во все дела светской власти во всех католических государствах. Клир с конца XI века всецело подчинился требованию безбрачия и в XII—XIII вв. окончательно превратился в послушное и не связанное ни с какою отдельною страною воинство, казалось бы, готовое по приказу из Рима на самые враждебные шаги против местной власти. Но на деле в этом папском всемогуществе многое казалось, а не существовало реально. Правда, в Германии еще в XIII веке императорский род Гогенштауфенов не остался победителем в борьбе с папами. Гвельфы, приверженцы папства, победили гибеллинов, приверженцев империи, и в Германии (отчасти) и в Италии (всецело) уже в начале второй половины XIII столетия. Но со странами, где, по тем или иным историческим условиям, национальное объединение под эгидою монархии успело сделать некоторые успехи, где окончательное феодальное распыление политической власти было либо искусственно предотвращено, как в Англии со времени Вильгельма Завоевателя, либо задержано, как во Франции, П. умело незаметно уступать в рискованных случаях и мириться с враждебными или самостоятельными действиями светских правителей. Так было, когда Вильгельм после завоевания Англии и не подумал исполнить обещаний, данных римскому престолу перед завоеванием, и не усилил нисколько степени подчиненности английского духовенства папе; так было и в 1164 г., когда король английский Генрих II издал Кларендонские постановления, ограничивавшие духовную юрисдикцию и ставившие ее под контроль светской власти и воспрещавшие всякие непосредственные и независимые от короля сношения клира с государством (только убийство Бекета дало папе неожиданный перевес над испугавшимся и вынужденным к покаянию королем); так должно было случиться и в том трагическом столкновении, которое вышло у Бонифация VIII с королем Филиппом Красивым.

Избранный 24 декабря 1294 г. на папский престол кардинал Сильвестр Бенедикт Гаэтано, принявший имя Бонифация VIII, был человеком кипучей энергии, весьма сведущим в каноническом праве и придерживавшимся точно таких же воззрений на папскую власть, как Иннокентий III (приходившийся ему родственником по матери). В первые же годы своего понтификата он рассорился с могущественными в Церковной области кардиналами Колонна, имевшими многочисленные поместья и важные связи среди римской знати, и Колонна даже возбудили долгий спор о незаконности его избрания, конечно, письменно, при чем авторы скрылись подальше от папы, который лишил их сана, бенефиций и наложил на них опалу. Некоторые представители опальной семьи укрылись во Франции. Французский король Филипп IV Красивый уже с самого начала понтификата Бонифация был не в ладах с папою. Духовенство во Франции владело громадными землями (к сожалению, даже приблизительная статистика здесь невозможна), и король потребовал взимания налогов с этой церковной собственности и стал присваивать прежде всего доходы со всех духовных бенефиций, почему-либо остававшихся вакантными. Папа издал тогда (25 февраля 1296 г.) буллу Clericis laicos, в которой объявлял духовных лиц, платящих подати, налагаемые по произволу светскою властью, подлежащими отлучению от церкви, так же как и мирян, требующих эти подати. В ответ на это король (в августе 1296 г.) воспретил вывоз за границу без королевского позволения золота, серебра, драгоценностей всякого рода. Это распоряжение прямо было направлено против папской казны. Папа 25 сент. 1296 г. издал буллу, а 26 сент. особое увещание, в которых грозил Филиппу и требовал отмены августовского эдикта. Но король остался непреклонен. Папа уступил, свел к нулю значение буллы Clericis laicos, — и Филипп отменил эдикт о вывозе драгоценных металлов. Уже этот первый спор обнаружил трудность борьбы для папы. Но Бонифаций VIII, раздраженный явным покровительством, которое Филипп оказывал семье Колонна, возобновил борьбу. В 1301 г. он послал к королю нунцием епископа Сессе с поручением пригласить короля все-таки отказаться от поборов с церковных имуществ. Филипп арестовал нунция. Папа издал против него 5 декабря 1301 г. буллу Ausculta fili, где осыпал бранью и упреками короля. Король ответил письмом, полным грубой брани, и затем созвал генеральные штаты, которые и должны были поддержать его в борьбе. Полемика и перебранка продолжались (между прочим, в булле 1302 г. Unam sanctam папа развивает теорию, что в руках викария св. Петра находится не только духовный, но и светский меч). Наконец (в 1303 г.) Бонифаций отлучил Филиппа от церкви, но отлучение не подействовало. Филипп послал в Италию своего придворного юриста и приближенного Ногаре, который соединился с отрядом, набранным Колонна, напал 7 сентября 1303 г. на Ананьи, где находился папа, и занял папский дворец. Два дня папа был во власти врагов; когда жители Ананьи возмутились и прогнали французов, он мог еще вернуться в Рим, но здесь заболел горячкою и умер 11 октября 1303 г. (Легенда о пощечине, будто бы данной папе, — оспаривается). Новый папа (Бенедикт XI) отменил все направленные против Филиппа постановления своего предшественника. После его смерти (последовавшей уже в 1304 г.) папою был избран (в 1305 г.) бордосский архиепископ Бертран де Гот, под именем Климента V. Выборы были произведены под живейшим воздействием французской партии в коллегии кардиналов, — и новый папа не только не приехал в Рим, но велел даже кардиналам явиться во Францию, в Лион. С этого времени П. на долгий период становится послушным орудием в руках французского короля (Климент даже принужден был торжественно объявить образ действий Филиппа относительно Бонифация — беспристрастным и добросовестным). От папы Климента, избранного в 1305 г., до предпоследнего года Григория XI (1377 г.) папы жили не в Риме, а сначала во Франции — до 1309 г., — затем в Авиньоне, городе, принадлежавшем сперва королю неаполитанскому и графу прованскому, потом — с 1348 г. — непосредственно самому папе. Но так как фактически Авиньон был в зависимости от французского короля, то весь этот „вавилонский плен“ знаменовал собою полное подчинение П. Франции. Все семь авиньонских пап лишены были, конечно, какой бы то ни было политической власти. Рим был вне их власти, в 1347 г. Кола ди Риенци сделал попытку установления в Риме республики, в Европе их политическое значение свелось к нулю. Они — особенно Иоанн XXII — больше всего заботились о расширении доходов папской „камеры“; нужно было примениться к условиям усиливавшегося с каждым годом денежного оборота, денежного хозяйства. Сбор динария св. Петра имел силу лишь в некоторых странах; доход с земельных угодий, принадлежавших св. престолу, не всегда был регулярен. В XIV в. больше надежды в этом смысле возлагалось на т. наз. аннаты, доходы за первые полгода — иногда за первый год, — дававшиеся в пользу папской камеры каждым вновь назначенным епископом и аббатом; в пользу П. шли также доходы с духовных мест, почему-либо остававшихся вакантными, суммы, выручаемые от продажи индульгенций, привилегий всякого рода, доброхотные даяния, поборы с духовенства, наконец, сборы в т. наз. юбилейные годы, которые должны были происходить каждые сто лет (первый был 1300 г., затем сроки сокращались — и в 1389 г. был введен 33-летний промежуток между юбилеями, а в 1470 — даже 25-летний). Именно в XIV столетии в папском финансовом хозяйстве стал проявляться тот дух алчности и бесцеремонного обирательства, который гораздо менее мог быть и был заметен и учитываем в эпоху безраздельного господства натурального хозяйства. В 1377 г. Григорию XI удалось перенести резиденцию снова в Рим, но после его смерти обнаружилось, что французская партия в коллегии кардиналов отнюдь не желает согласиться с тем, что „вавилонскому пленению“ пришел конец. В Риме был избран Урбан VI (1378—1389), а в Авиньоне водворился избранный несогласными кардиналами Климент VII. Таким образом возник т. н. великий раскол в католической церкви. Авиньонского папу признали: Франция, Сицилия и Неаполь, Шотландия, наследственные габсбургские земли, Бавария и еще некоторые владения на юге Германии, а римского папу признали: почти вся Германия (центральная и северная в особенности), скандинавские державы, Польша, нидерландские страны и Англия. Впрочем, по мере приближения великого раскола к концу, сфера влияния римского папы все увеличивалась за счет сферы влияния его соперника. Раскол длился с 1378 г. до 1415 и возбудил сильное смущение и растерянность среди мирян, тем более, что папы осыпали друг друга бранью и самыми тяжкими обвинениями и угрозами. Авторитет папства подвергался в эту эпоху (да и раньше, уже с начала „вавилонского пленения“) большим испытаниям. Проповедь и влияние Виклефа в Англии (учение которого было торжественно осуждено папою Григорием XI в 1377 г.), успех Гуса в Чехии — показывали ясно, что в Европе зреет протест против церковных дел и папских притязаний и что религиозное чувство народных масс уже неповсеместно удовлетворяется римскою догмою. Но кроме Виклефа (см.) и Гуса (см.), в среде лиц, остававшихся верными Риму, раздавались голоса решительно в пользу обширной реформы и очищения церкви. Французский doctor christianissimus Жерсон (Жан Шарлье), другой сорбоннский доктор д’Альи, а за ними богословы Германии все сильнее возвышали голос в защиту идеи созвания вселенского собора. В конце концов собор был созван в Пизе в 1409 г. Этот собор низложил обоих пап (Григория XII и Бенедикта XIII) и выбрал Александра V; но низложенные папы не считали решения собора законным, и борьба между тремя соперниками возгорелась с огромной силой. Только при приемнике Александра V, папе Иоанне XXIII, распря окончилась: по требованию императора Сигизмунда был созван Констанцкий собор (1414—1418), низложивший всех трех пап и избравший папою Мартина V. Этот же собор осудил Гуса и постановил, под прямым воздействием докторов Сорбонны, что соборы могут судить папу и имеют решающий голос в церковных разногласиях. Но никаких сколько-нибудь серьезных реформ в церкви собор не предпринял, и, бесспорно, бывшая среди членов собора тенденция к ограничению папского преобладания и сокращению эксплуатации духовенства и мирян римскою куриею не привела к существенным результатам. Правда, было постановлено (резолюциею Frequens, 1417 г.), что соборы должны собираться постоянно, через небольшие промежутки времени, — и следующий собор собрался в Базеле (см. Базельский собор). Этот собор сначала повел было энергичную борьбу против папы Евгения IV, плохо мирившегося с слишком самостоятельным тоном, который усвоили епископы со времен Констанцкого собора, но после того, как папа перенес заседания в Италию, а самые решительные оппозиционеры воспротивились и остались в Базеле, — собор, лишенный оппозиции, стал послушнее. Во Флоренции (в 1439 г.) произошла формальная уния греческой церкви с католической: Иоанн VIII Палеолог и высшие представители греческой церкви просили помощи против турок, ждали ее от папы, который должен был возбудить новый крестовый поход, и пошли на все уступки, и прежде всего — на признание папского авторитета. Эта уния, впрочем, в жизнь проведена не была. Епископы, оставшиеся в Базеле, пробовали низложить Евгения и выбрать другого папу, но успеха не имели, и, спустя несколько лет, разъехались по домам. Преемник Евгения IV, Николай V (1447—1455) постарался изгнать все следы этой попытки собора играть самостоятельную роль. При этом папе Хуан Торквемада^[1] написал свой специальный трактат о верховенстве папской власти над соборами и над всеми церковными властями вообще (Summa de ecclesia ejusque auctoritate). Папская курия всецело освятила своим авторитетом этот трактат, который еще в XVI столетии цитировался ею, как кладезь мудрости.

Итак, в недрах церкви П. осталось победителем над всякими попытками его ограничить; соборная реформа не прошла; самые решительные сторонники епископской самостоятельности и соборной супрематии, в роде Николая Кузанского, перешли под конец на сторону римской курии. Болезнь была еще на некоторое время загнана внутрь. Интересно отметить, что уверенность в прочности своей власти была так сильна в папах XV века, что они не усматривали никакой опасности в широко развившемся в Италии гуманистическом движении, хотя оно несло с собою и обостренно-критическое отношение к устоям, на которых зиждилась католическая церковь, и совершенно новое миросозерцание, не мирившееся с церковно-одобренным строем мысли. Такое событие, как доказательство Лор. Валла (см.) подложности Константинова дара, прошло почти незамеченным в высших кругах церкви. Еще Каликст II (1455—1458) пытался бороться с движением, но и то вяло и, конечно, вполне безрезультатно, a Пий II (1458—1464, в миру Эней Сильвио Пикколомини) был сам человеком, близким к гуманистической литературе; Павел II (1464—1471) был видным меценатом; еще большим меценатом был папа Лев X Медичи (1513—1521). Что касается таких пап, как Сикст IV (1471—1484) или Иннокентий VIII (1484—1492) или, особенно, Александр VI Борджиа (1492—1503), то они были индифферентны решительно ко всему, кроме чувственных удовольствий и интересов наживы, при чем некоторые не брезгали никакими преступлениями, если это могло быть им выгодно. При наиболее распутном и преступном из этих пап, Александре VI, выступил со своеобразною и имевшей во Флоренции кратковременный, но огромный успех проповедью духовного обновления доминиканский монах Савонарола (см.), резко нападавший на папу и высший клир, звавший не только мирян, но и всю церковь к очищению и покаянию, проповедывавший теократико-республиканское государственное устройство, но ни в чем не расходившийся с католическою догмою. Он был казнен, но самые размеры его успеха показывали, что в простом народе есть сознание глубокого нравственного упадка, в котором находятся высшие представители духовенства. Преемник Александра VI, папа Юлий II (1503—1513) думал больше всего об округлении церковных владений в Италии, вел бесконечные войны и даже созвал Латеранский вселенский собор (1512) по чисто-политическим соображениям — для более успешной борьбы с королем Людовиком XII. Сменившему Юлия II на папском престоле в 1513 г. Льву X, меценату и гуманисту по всем своим симпатиям и наклонностям, суждено было увидеть начало реформационных бурь.

Положение вещей к началу XVI в. было таково, что ни Испания, ни Франция, ни Англия уже не подчинялись по весьма существенным вопросам папской власти, а имели с римской куриею ряд условий и самых разнообразных компактатов, иногда весьма детально регулировавших те поборы, которые папские агенты имели право производить в данной стране, те подати и налоги, которыми были в свою очередь обложены церковные имущества и духовные лица, и определявших ту степень влияния, которая признавалась за монархами при назначении епископов, аббатов и, вообще, представителей местного клира. Но в Германии, где, в противоположность упомянутым трем западным монархиям, царило раздробление политической власти, отпор притязаниям папской камеры не мог быть сколько-нибудь энергичным, и финансовая эксплуатация Германии проводилась самым широким образом. Протест Лютера против продажи индульгенций, грамот об отпущении грехов, был обусловлен не желанием предохранить немецкий народ от эксплуатации, а решительным противоречием самой идеи индульгенций уже тогда прочно сложившемуся в Лютере убеждению в единоспасающей силе веры, но не добрых дел. Но тот огромный отклик, который Лютер нашел в народе, был вызван именно мыслью о борьбе против римской курии, с ее испорченностью, вымогательствами, а также рядом условий социально-экономических и политических, благодаря которым в Германии к этому времени скопилось много горючих материалов. Когда реформационный пожар только разгорался, папа Лев X еще надеялся потушить его без больших усилий. Самый спор об индульгенциях, бывший лишь первоначальной искрой, заслонял сначала собою все. Индульгенции вначале были только как бы амнистией, отменявшей наложенные уже церковные наказания; впервые индульгенции в форме таких общих отпущений появляются в 1095 г., для всех идущих в крестовый поход. Впоследствии уже появилось знаменитое учение о thesaurus bonorum operum, сокровищнице добрых дел Христа и святых, ключи от которой — в руках викария св. Петра, т. е. папы, при чем папа может по своему произволению как бы погашать пред лицом Божиим грехи грешников этими сокровищами, накопленными святыми праведниками. Это новое толкование индульгенций возникло в XIII веке и укрепилось в церкви в XIV—ХV вв. Но протест Лютера против индульгенций оказался лишь началом громадного исторического движения, отторгнувшего от Рима ряд европейских стран. В жизни католической церкви XVI в. ясно можно различить два периода: первый — до 1534 г., второй — от 1534 г. При Льве X (1513—1521) реформационное движение лишь разгоралось, и он до конца дней своих даже приблизительно не понимал его значения и силы; при Адриане VI (1522—1523) и Клименте VII (1523—1534) католическая церковь жила по инерции так, как при Юлии II или Льве X: мелкие итальянские дрязги, ссоры с Карлом V, который в 1527 г. даже послал против папы войско, страшно разграбившее Рим, — вот что занимало Климента. Лишь со вступления на папский престол Павла III (1534—1549) в высшие круги катол. церкви проникает ясное сознание грозной опасности положения, и характерно, что отнюдь не сам папа оказывается во главе того течения, которое началось в его понтификат и привело к контр-реформационному движению, а два руководящих кардинала: Садолето и Караффа. Сначала (в 1530-х гг.) оба признавали необходимость серьезных реформ в церкви и новых формулировок некоторых догматов в том духе, который мог бы удовлетворить часть протестантов; но впоследствии (в 1540-х гг.) Караффа стал решительно на ту точку зрения, что церковь должна выбирать себе суровых, преданных и честных слуг, должна беспощадно бороться с распущенностью в духовенстве и монастырях, должна внутренно очиститься, но ни малейших уступок еретикам в догматах делать нельзя и ни в каком случае не допускать пред лицом осаждаюшего церковь врага никаких споров и изменений в основном пункте церковной организации, в вопросе о том, кто выше: папа или вселенский собор. Папа должен был остаться верховным вождем в предстоявшей борьбе. Когда Павел III колебался, утвердить ли ему орден иезуитов (см.), кардиналы тоже еще не понимали, какая могущественная помощь для католической церкви вдруг возникла из добровольческих усилий испанского фанатика, и булла 27 сентября 1540 г. (Regimen militantis ecclesiae), утверждавшая новый орден, была подписана после того, как коллегия кардиналов целый год затягивала дело. Но, напр., восстановление в расширенном виде инквизиции в Италии в 1542 г. было в значительной мере делом рук Караффы. Инквизиция (см.) только теперь, с 1542 г., становится общеевропейским учреждением с громадным влиянием и властью, в Италии, Испании, Нидерландах и др. странах. Нужно заметить, впрочем, что только итальянская инквизиция (Sant’ Uffizio в Риме) стояла под непосредственным влиянием папы. Следует помнить также, что иезуиты не принимали участия в деятельности инквизиции, которая была всецело в руках доминиканцев. Император Карл V не особенно верил, повидимому, в возможность сохранения целостного католицизма и его полной победы над протестантизмом, и вообще первые шаги возрождающегося Рима — учреждение ордена иезуитов и восстановление инквизиции — не произвели с самого начала слишком уж большого впечатления. А между тем Карлу непременно хотелось, из политических видов, созвать вселенский собор, который бы пошел в той или иной форме на сделку с протестантами. Папа оттягивал дело, насколько мог, и только 13 дек. 1545 г. в Триденте этот собор открылся. Но уже в первый же период заседаний (до 11 марта 1547 г.) обнаружилось, что большинство не склонно ни на какие уступки. Подтверждено было учение о спасении как верою, так и делами; было объявлено, что предание столь же обязательно, как и св. Писание, и уже этим сделано безнадежным какое бы то ни было сближение с протестантизмом. После долгого перерыва папа (уже новый, Юлий III) снова созвал Тридентский собор, который на этот раз заседал один год (1 мая 1551 г. — 28 апреля 1552 г.). В этот раз собор подтвердил всецело те догматы, которые не успел рассмотреть в первый период. Заседания были поспешно прерваны вследствие военных действий между Морицом Саксонским и императорскими войсками. Суждено было собору вновь собраться лишь в 1562 г. На папском престоле с 1555 до 1559 г. сидел кардинал Караффа, принявший имя Павла IV, а с 1559 до 1565 — Пий IV. Оба папы, решительные приверженцы беспощадной борьбы с „ересями“ и противники уступок, не спешили созвать собор; впрочем, времена для католицизма стояли лучшие, нежели еще за десять лет до того, — реформация видела пред собою ряд могущественнейших монархов, враждебно к ней относившихся, и вообще темп ее успехов явственно замедлился. При этих условиях третий период заседаний собора (13 января 1562 г. — 4 дек. 1563 г.) мог дать лишь полное и торжественное подтверждение исконной традиции. Это и было сделано Тридентским собором. Папа был решительно поставлен выше вселенских соборов, все попытки императора (Фердинанда I) провести кое-какие реформы оказались тщетными (он предлагал, м. пр., уничтожение обязательности безбрачия клира, причащение мирян под обоими видами). На соборе громадную роль (в этот третий период) сыграл иезуитский генерал Диего Лайнес, первый преемник Лойолы. Правда, торговля индульгенциями посредством посланных в народ была отменена, много злоупотреблений уничтожено в духовном и, особенно, монастырском быту, римская курия пожертвовала кое-какими доходами, но этим и ограничились „реформы“. Зато после Тридентского собора окончательно определились и формулировались руководящие тенденции церкви: полнейшее удержание в силе всей теологии св. Фомы Аквината, отказ от каких бы то ни было компромиссов с „еретиками“, беспощадная борьба против них, осуждение всякого индифферентизма в деле защиты веры. Professio fidei Tridentinae, изд. в 1564 г., было объявлением войны не на жизнь, а на смерть всем иначе мыслящим. Еще раньше изданный список запрещенных книг (Index librorum prohibitorum) указывал, что П. круто порвали со своим былым терпимым отношением к светской литературе и науке. Иезуитский орден выставил и главного теоретика, красноречиво доказывавшего то положение, которое стало догматом лишь в XIX в., — о непогрешимости пап — Роберта Беллармина (см.); этот же орден дал самого блестящего полемиста, защищавшего учение о свободе воли (против реформаторов), — Лодовико Молина. Иезуиты же (сначала Беллармин, затем Хуан Мариана — в своем De Rege et regis institutione) явились замечательными теоретиками теории о законности низвержения и уничтожения представителей светской власти, если они борются против блага народа (каковое благо всегда совпадает с пользою католической церкви). Эта старая католическая теория, особенно популярная в XIII веке, получила под пером иезуитов новое обоснование. — Долгие религиозные войны во Франции, Тридцатилетняя война в Германии не привели к уничтожению протестантизма, о чем еще мечтали папы в первые времена после Тридентского собора, но географические рамки реформации уже не раздвигались далее; после конца XVI века новых завоеваний реформация уже не сделала. П. выдвигает после Тридентского собора ряд суровых фанатиков (Пий V, 1566—1572 г., Григорий XIII, автор реформы календаря, 1572—1585), крутых правителей-хозяев (Сикст V, 1585—1590, Григорий XV, 1621—1623, Урбан VIII, 1623—1644), которые руководятся не только чисто-церковными, но и политическими интересами курии. В XVII в. несколько остывает упорная ненависть к протестантам, с их существованием уже мирятся, — хоть и плохо, тем более, что они оказываются совершенно неспособными к дальнейшим духовным завоеваниям в Европе. Новая наука, новая философская мысль встречают в католич. церкви после Тридентского собора беспощадного врага (история Джордано Бруно, Галилея, Лучилио-Ванини). Но у церкви оказывается, кроме протестантизма и свободной мысли, еще один противник, впрочем, давнишний, с которым она бессильна справиться. Долгая борьба французского абсолютизма за полную самостоятельность от Рима в церковных французских делах увенчивается в 1682 г. полным успехом. Собор французского духовенства провозглашает в Declaratio cleri gallicani de ecclesiastica potestate, что король абсолютно независим во всех светских делах от церкви, что вселенские соборы выше папской власти, что поэтому папа может ошибаться в своих суждениях по вопросам веры, и что папские повеления обязательны для Франции только тогда, когда они не противоречат основным законам и обычаям французского королевства. Правда, искореняя гугенотов, Людовик XIV не мог в то же время бороться и с папою, и временно эта декларация была взята назад. Но эти провозглашенные с большою торжественностью галликанские принципы защищались французскими парламентами вплоть до революции. Эти принципы нашли себе и в XVII и в начале XVIII вв. живейшую защиту у янсенистов, представителей религиозно-мыслящей французской интеллигенции, боровшихся против всемогущего иезуитизма, который окончательно завладел церковью, и пытавшихся воскресить учение Августина (против свободы воли), но на католической основе (а не в том виде, как это сделали реформаторы XVI в.). Янсенизм был осужден в 1713 г. Климентом (буллою Unigenitus), но янсенисты и после этого во Франции остались. И не только во Франции возрожденная католическая церковь наталкивается в XVII—XVIII вв. на решительный (и иногда весьма грубый) отпор при всякой попытке монополизировать влияние на церковное управление и на духовенство в данной стране. В том же XVII веке, а особенно в XVIII П. приходится бороться с государственною властью и в Австрии, и в Испании, и в королевстве Неаполитанском, и в др. местах. Во Франции эта борьба за самостоятельность национального церковного управления (за галликанскую церковь) имела долгую традицию. Еще в 1407 г. впервые были признаны французскою монархиею галликанские вольности; они были подтверждены за Франциею Базельским собором, и король Карл VII, утверждая т. наз. прагматическую санкцию в Бурже 1438 г., обеспечил за королем весьма существенное влияние при назначении духовных лиц и провозгласил компетенцию парижского парламента в делах, поступающих из церковных судов. Наконец, в 1516 г. папа Лев X заключил с Франциском I конкордат, по которому признал торжественно все эти галликанские вольности (за некоторые уступки фискального характера в пользу П.). Немудрено, что при такой стародавней и прочной традиции галликанизм одержал над П. уже в 1682 г. столь полную победу. В других католических державах аналогичные победы над П. были одержаны уже в XVIII столетии, в эпоху просветительной философии и просвещенного абсолютизма. Еще в первые годы XVIII века папа Климент XI потерпел неудачу в споре с королем Виктором-Амедеем II, и П. пришлось уступить (по вопросу о подчинении церковных судов государственной власти); Бенедикт XIII (1724—1730) уступил по аналогичному вопросу Карлу VI, императору австрийскому; Бенедикт XIV (1740—1758) понимал всю безнадежность и рискованность обострения борьбы с католическими же державами и шел на все уступки, так что, не говоря уже о Франции и Австрии, даже Испания, Португалия, Пьемонт, Бавария — фактически совсем завладели драгоценным правом назначения на епископские кафедры и подчинили в той или иной мере церковные суды надзору и кассационной юрисдикции высших государственных судебных учреждений. Реформационный период и вызванное им могучее возрождение П. отходили все более в прошлое, революционный и реставрационный период, когда католицизм опять был признан как необходимый оплот порядка, еще не наступил, просветительная философия с громадным успехом подкапывала все устои духовной силы католической церкви, — так что П. оставалось пока уступать и уступать. Но главная уступка была сделана в 1773 г., когда папа Климент XIV принужден был уничтожить орден иезуитов. Уже указом 3 сентября 1759 г. министр Помбаль изгнал иезуитов из Португалии. Любопытно, что всегда соревновавшая с орденом иезуитов инквизиция деятельно помогала Помбалю и даже сожгла, по его желанию, главного руководителя ордена в Португалии — Малагриду. Еще раньше Португалия уничтожила парагвайское „государство“ иезуитов, территория которого была ей уступлена Испанией по договору 15 янв. 1750 г. За Помбалем последовал Шуазель, добившийся указа парижского парламента 6 авг. 1762 г., изгонявшего иезуитов из Франции. Затем 2 апреля 1767 г. орден был уничтожен в Испании, 4 ноября 1767 г. в Неаполитанском королевстве, 8 февраля 1768 г. в Парме. Вся монархическая Европа ополчилась против ордена, державы упорно требовали от папы формального уничтожения ордена (ср. XXII, 599/600). Климент XIII сопротивлялся, но его преемник Климент XIV решился на эту меру. 21 июля 1773 г. бреве Dominus ac Redemptor уничтожило орден.

Революция была и в жизни П. переломным моментом. Пий VI (1775—1799) занял враждебную позицию относительно революции, все принципы которой были резко враждебны римской догме: новое „гражданское устройство“ духовенства (1790), отнятие Франциею Авиньона (1791), конфискация церковных имуществ — привели к разрыву сношений между Францией и Римом, к длительному и жестокому преследованию неприсягнувшего клира и к отмене католического культа во Франции (7 ноября 1793). После победоносной войны генерала Бонапарта в Италии папа Пий VI принужден был (по Толентинскому миру) уплатить 30 миллионов ливров контрибуции и отказаться от Болоньи, Феррары и почти всех земель, кроме области Римской Кампаньи. В 1798 г. сам Пий VI попал в руки французов и был отправлен во Францию, где и умер, а в Риме провозглашена республика. Вступление Наполеона Бонапарта во власть вывело церковь и П. из очень тяжелого положения. Первый консул усматривал в восстановлении католицизма залог умиротворения страны и упрочения своей власти. 15 июля 1801 г. он заключил конкордат с папою Пием VII (1800—1823). По конкордату правительство намечает кандидатов в епископы и архиепископы, которых затем рукополагает папа; священники назначаются епископами, но с предварительным испрошением на то согласия со стороны светской власти; духовенство получает жалованье из казны, но конфискованные у него имущества безвозвратно остаются в руках государства; католицизм был объявлен не господствующей религией, но „религией большинства французов“ (заключая подобный же конкордат в 1803 г. с папою касательно Италии, Наполеон согласился вставить слова: „господствующая церковь“). Но жить долго в мире с папою Наполеон не захотел. Еще в 1800 г. при деятельной помощи австрийцев папа вернулся в Рим, и Церковная область была восстановлена. Бонапарт с этим никогда искренно не примирялся. Правда, некоторое время отношения были мирные. Но уже 8 апреля 1802 г. Наполеон издал „органические постановления“, по которым решения вселенских соборов имеют силу во Франции только в случае согласно правительства, а споры государства или частных лиц с церковью подчинены юрисдикции государственного совета. Пию VII не удалось ничего выгадать даже при коронации Наполеона (1804 г.), для которой старый папа прибыл в Париж. В 1808 г. Наполеон приказал своим войскам занять крепость св. Ангела, а в 1809 г. Церковная область была уничтожена и территория присоединена к французской империи. Пий VII протестовал, за что был арестован и отправлен в Савойю, a в июне 1812 г. переведен в Фонтенбло. Здесь, тотчас по возвращении из России, в янв. 1813 г., Наполеон заставил папу подписать новый конкордат (по которому Пий VII обязывался признать уничтожение Церковной области и жить в Авиньоне). Падение империи позволило Пию VII вернуться в Рим.

Эпоха реакции, наступившая после падения империи Наполеона, была в высшей степени благоприятна для нового возрождения воинствующего католицизма. Жозеф де-Местр (см.) явился одним из основоположников ультрамонтанства, тенденции к решительному отождествлению католической церкви с папскою курией. Бональд (см.) с большим блеском и красноречием доказывал, что вне католицизма и П. не только Франции, но всему политическому укладу Европы грозит полное и близкое крушение. Шатобриан сделался главою литературной школы, которая с громадным успехом распространяла и поддерживала религиозные настроения в читательской массе. 7 августа 1814 г. Пий VII буллою Sollicitudo omnium восстановил орден иезуитов, Венский конгресс обеспечил ему обладание почти всеми землями, отнятыми революцией и Наполеоном, — и, почувствовавши силу, папа заключил в 1817—1818 гг. с рядом государств (Испанией, королевством обеих Сицилий, с Пьемонтом) конкордаты, упрочивавшие власть римской курии в церковных делах этих держав. Только конкордат с Баварией (1817) обеспечивал за государством известные гарантии. Преемники Пия VII — Лев XII (1823—1829), Пий VIII (1829—1830), особенно Григорий XVI (в миру Мауро Капеллари, 1831—1846) — были представителями упорно-реакционных стремлений П., желавшего изгладить в обществе какие бы то ни было следы просветительной эпохи и революции, но, когда это было выгодно курии, они не прочь были брататься и с революцией (так было в 1830 г., при революции в Бельгии: католическая Бельгия, отделившись от протестантской Голландии, почти сразу подпала под сильнейшее влияние воинствующего клерикализма). Французская июльская революция на восемнадцать лет сокрушила клерикальную партию, но уже с 1849 г. клерикалы опять подняли голову, и консервативная буржуазия устами Тьера торжественно признала, что в католицизме заключается главное противоядие против социалистических учений. Закон Фаллу отдал в 1850 г. все народное образование, особенно низшее и среднее, фактически во власть духовенства. Законом Фаллу открывается новая эпоха усиления католицизма после кратковременного ослабления клерикальных течений в 1830—1848 гг. На папском престоле с 1846 г. Пий IX (граф Мастан-Ферретти, 1846—1878), энергичный, умный, упорный и изворотливый деятель, который при вступлении на престол обнаруживал некоторые либеральные наклонности, дал в Церковной области амнистию, начал кое-какие реформы в администрации, но уже с 1848 г. повернул к крайней реакции. Повидимому, в 1846—1847 гг. он находился под некоторым впечатлением идей Винченцо Джоберти (см.), который писал, что возрождения Италии к новой и свободной жизни нужно ждать от П. Но 1848 год все изменил. В Риме была провозглашена республика. Пий IX бежал в крепость Гаэту и вернулся в Рим лишь в 1850 г., когда посланный (1849 г.) президентом Луи Бонапартом французский отряд уничтожил республику и занял Рим. Пий IX с тех пор становится представителем самого непримиримого ультрамонтанства и поддержкой всеевропейской реакции пятидесятых годов. Папа твердо решил рядом торжественных актов доказать, что римский католицизм не пойдет ни на какие уступки духу времени и рационализму. В 1854 г. буллою Ineffabilis Deus папа провозгласил богооткровенною догматическою истиною непорочное зачатие Девы Марии. В 1864 г. Пий IX подписал энциклику Quanta Cura, осуждающую заблуждения века сего, и при энциклике был обнародован Syllabus, список осужденных „заблуждений“. Под „заблуждениями“ понимались чуть ли не все приобретения светской науки и политической мысли за последние 300—400 лет. Наконец, в конце 1869 г. в Ватикане открылся созванный Пием IX вселенский собор, который 18 июля 1870 г. вотировал догмат о непогрешимости папских решений в области веры и нравственности. Догмат о папской непогрешимости был совсем неизвестен в первые времена церкви: враги догмата указывали впоследствии на ряд фактов, определенно свидетельствующих о полной его неизвестности в древней церкви. Не говоря уже о том, что восточная церковь никогда (даже до разрыва) не признавала папской непогрешимости, но и церковь западная за все первое тысячелетие своего существования была бы „непонятной загадкой“ (выражение Деллингера), если бы допустить веру в папскую непогрешимость: не нужны были бы бесчисленные и иногда очень тяжелые споры и пререкания внутри самой церкви, если бы одно слово папы могло решать всякое несогласие. Даже сами папы, напр., Сириций, иногда прямо отказывались высказать свое мнение и рекомендовали обратиться к собору. В иных вопросах (напр., о том, признавать ли действительность крещения еретиков) решение папы Стефана не получало силы почти нигде в течение 60 лет слишком: канонизованный в Риме же Киприан так и умер, не подчинившись папскому решению. Случилось и так, что папа (Гонорий) был на вселенском соборе (6-м) признан еретиком. Собор Констанцкий особыми декретами утвердил принцип о превосходстве вселенского собора над папою; этот же собор, а за ним и Базельский, подтвердил право соборов судить пап. Помимо того, как отцы церкви, так и великие апологеты (в роде Тертуллиана и Августина) никогда не ссылаются на непогрешимость папского авторитета. Таким образом, историческая традиция решительно противоречит утверждению изначального и непогрешимого авторитета римского епископа, и, напротив, преимущественное пред папами значение вселенских соборов есть несомненный факт древней истории церкви. Несмотря на эти возражения католическая церковь с 1870 года признала папскую непогрешимость догматом веры. В виде оснований приводятся как те тексты Писания, которые и прежде постоянно приводились в доказательство супрематии церкви, первым епископом которой считается Петр (Матф., XVI, 18, и Иоанн, XXI, 17), так и Ев. от Луки, XXII, 32. Слова Христа, обращенные к Петру, толкуются при этом как признание преимущественной его пред другими апостолами важности и близости к Учителю. Затем, указывается на то, что апологет Ириней (конец II в.) приписывал римской церкви преимущественное значение пред остальными церквами (цитата из Иринея толкуется иначе старокатоликами и православными догматиками, видящими в словах Иринея лишь простое констатирование факта большей силы, большего могущества церкви, центр которой в Вечном городе, но вовсе не признание непогрешимости папского авторитета). Указывается, далее, на Лионский собор 1274 года и собор Флорентийский 1439 г., так как на обоих соборах были также некоторые представители восточных церквей; между тем эти соборы постановили, что папа решает споры о вере (собор Лионский) и что папа есть „преемник Петра, князя апостолов, и истинный наместник Христа, главы всей церкви“, который имеет всю власть „пасти стадо Христово“ и управлять вселенскою церковью. Наконец, в XVI столетии Тридентский собор самым решительным образом признал полную супрематию папской власти. Тогда же, в XVI столетии, появился ряд убежденных и красноречивых защитников этой супрематии в лице иезуитских богословов. Таким образом, Ватиканский собор, только формулировал торжественно учение, уже давно, хотя и не с первых веков, процветавшее в католицизме. В эти самые годы П. пережило тяжкий удар: объединение Италии фатально должно было привести к полной утрате всех светских владений церкви. Уже в 1860 г. отпала Романья, присоединившаяся к Пьемонту. Рим держался исключительно благодаря поддержке, оказываемой папе Наполеоном III, который и дипломатическим путем удерживал новое Итальянское королевство от захвата папской резиденции, и военною силою отражал нападения (Гарибальди в 1867 г.) на владения Пия IX. Падение империи Наполеона III немедленно же повлекло за собою занятие Рима 20 сент. 1870 г. войсками Виктора-Эммануила II. Пий IX, который давно уже отвечал однообразным не можем (non possumus) на все предложения полюбовной сделки с Италией, и теперь остался верен себе. Он отлучил от церкви всех принимавших участие „в лишении св. Петра“ принадлежавших ему владений, и не пошел ни на какие переговоры. „Закон о гарантиях“ 13 мая 1871 г. признал папу государем, державно владеющим территорией Ватикана, Латеранского собора, виллы Кастель-Гандольфо; итальянская казна обязывалась также выплачивать папе 3.225.000 лир в год. Папа отказался от денег и в сношениях с державами указал, что вообще не признает этого закона. Державы держат при Ватикане своих послов, посредством которых и сносятся с курией (русское Императорское правительство адресует папе письма так: „епископу Римския церкви державному папе“). С 1870 г. ни Пий IX, ни, тем более, его преемники уже не думали о каких-либо усилиях или протестах, направленных к возвращению былой Церковной области. Зато во внутренней жизни церкви П. торжествовало и торжествует на всех пунктах. Единственная попытка ослушания — „старокатолицизм“ — окончилась совершенною неудачею. Старокатоликами называются противники догмата о папской непогрешимости. Уже 27 августа в Нюрнберге, а в сентябре 1870 г. в гор. Бонне состоялся съезд некоторых немецких католических богословов, большею частью профессоров университетов, с целью организовать протест против решения Ватиканского собора. Они избрали комитет, который созвал громадный (1359 чел.) конгресс в декабре того же года в Кенигсвинтере (недалеко от Бонна). Конгресс положил начало старокатолицизму. Профессор Деллингер из Мюнхена и почти весь богословский факультет боннского университета стали во главе движения в качестве непримиримых врагов ультрамонтанства и прежде всего — догмата о непогрешимости. Церковь ответила карами, и прежде всего, 17 апреля 1871 г., был отлучен Деллингер, за ним другие вожди. Старокатолики собрались на первый конгресс с 22 до 24 сентября 1871 г. в Мюнхене. Конгресс решил обзавестись собственными епископами, и следующий конгресс (1872 г.) избрал в епископы бреславльского профессора Рейнкенса, который и был рукоположен в 1873 г. голландским епископом (так наз. утрехтской католической церкви, которая на почве приверженности к янсенизму еще с 1723 г. как бы отложилась от Рима и вела самостоятельное существование). Таким образом, апостольское преемство оказалось сохраненным у старокатоликов, и уже Рейнкенс посвятил в епископы Эдуарда Герцога (для Швейцарии); были небольшие группы старокатоликов также в Испании, Италии, Франции, Мексике, но центром движения оставалась Германия. Профессора Деллингер, Шульте, Ланген, Фридрих рядом историко-критических и полемических работ доказывали неосновательность ультрамонтанских притязаний, неканоничность догмата о папской непогрешимости; о том же заявлялось на конгрессах старокатоликов (особенно важны: четвертый, 1897 г.; пятый в Бонне, 1902; шестой в Ольтене в 1904 г.). Но верующие массы остались на стороне П., интеллигенция вообще была в большинстве слабо заинтересована в этих пререканиях, — и старокатолицизм влачит довольно жалкое существованиe. В Германии его сторонников насчитывается около 25—30 тысяч человек. В первое десятилетие своего существования старокатолики в Германии пользовались энергичною поддержкою со стороны Бисмарка, который видел в этом движении ослабление римской церкви, столь нужное ему в годы культуркампфа (1872—1878 г.; ср. XIV, 63 и сл. и 198). При Льве XIII, большом дипломате и знатоке политических обстоятельств, мирные отношения с Германией вполне восстановились. Но зато Ватикану пришлось пережить тяжелый для него разрыв с Францией. Уже с 1880 г. началась борьба республики с клерикализмом: иезуитский орден был изгнан, более 240 мужских монастырей закрыто, почти одновременно началось проведение мер по усилению светской школы и по ограничению так называемой „свободы преподавания“, которая шла всецело на пользу клерикалам. После дела Дрейфуса (см.) воинствующий клерикализм оказался побежденным. B 1901 г. было воспрещено открывать учебные заведения всем орденам, которые прямо не допущены государственною властью. При Комбе в 1903 г. последовал отказ орденам в праве заводить во Франции те или иные учреждения: школы, монастыри и т. п.; эти ордена были тем самым изгнаны из Франции, а их монастыри закрыты. Но пока на престоле сидел Лев XIII, он, считаясь с неравенством сил, избегал полного разрыва (его ближайший советник кардинал Рамполла был в дипломатическом отношении другом франко-русского союза). Но в 1903 г. Лев XIII умер, а Пий X (1903—1914, Сарто, бывший патриарх Венеции), настроенный более непримиримо, не мог далее лавировать. Произошел разрыв сношений Франции с Ватиканом, а в 1905 г. формально был отменен конкордат 1801 года и провозглашено отделение церкви от государства. Этот удар отнюдь не ослабил, а, напротив, усилил в курии стремление к деятельной поддержке и развитию принципов Ватиканского собора. Так наз. модернизм, течение в католическом мире, стремящееся, оставаясь в рамках церковной доктрины, не оспаривая даже догмата о непогрешимости, все же считаться в той или иной мере с новою наукою, с новыми течениями в политической и культурной жизни, — это течение вызвало резкое неудовольствие папы Пия X. Былые попытки Льва XIII указать рабочему классу, что в П. он должен видеть дружественную силу, заботящуюся о разрешении социального вопроса (энциклики: 1878 г. Quod apostolici и 1891 г. Rerum novarum), были забыты уже самим Львом XIII и, подавно, его преемником. Но Пий X желал возможно резче подчеркнуть, что не только в социальном вопросе, но и во всех других он не потерпит ни малейших новшеств. Модернисты (Луази и Санье во Франции, Герман Шелль в Германии и др.) были в той или иной форме осуждены курией, а 8 сентября 1906 г. Пий X подписал энциклику Pascendi dominici gregis, резко осуждающую все модернистские поползновения; в 1910 г. папа ввел не только для духовенства, но и для всех преподавателей богословия в высшей, средней и низшей школе особую „присягу“, — произнесение ряда тезисов-обетов, осуждающих „лжеучения“. По существу дела модернисты, конечно, лишены были возможности сколько-нибудь определенно протестовать против Рима. Нельзя считать это течение уничтоженным; но оно переживает теперь тяжкий и длительный кризис. Трагедия модернизма, как и трагедия гораздо более смелого в своих действиях старокатолициизма, прекрасно характеризуется ироническими словами Клемансо (по адресу модернистов): „on ne discute pas avec pape“ — с папою не спорят, а, споря, перестают быть членами католической церкви, как она мыслится в решениях Ватиканского собора. Новый папа, Бенедикт XV, избранный во время европейской войны, заявил о себе только бесплодными попытками склонить воюющие стороны к миру.

Литература огромна. Укажем лишь очень немногие общие труды и пособия: сб. Krüger, „Handbuch der Kirchengeschichte“ (I—III); Heussi, „Kompendium der Kirchengesch.“ (1913); Schubert, „Grundzüge der Kirchengeschichte“ (посл. изд. 1909); S. Deutsch, „Lehrbuch der Kirchengeschichte“ (1909); Duchesne, „Liber pontificalis“; его же, „Les origines du culte chrétien“ (1908) и „Histoire de l’ancienne Eglise“ (в трех томах); его же (на рус. яз.), „История древней церкви“ (2 тт. Москва, 1911—1913); Baxmann, „Die Politik der Päpste von Gregor I bis Gregor VII“ (1868—1869); кн. Е. Трубецкой, „Религиозно-политический идеал западного христианства в V веке“; его же, „Религиозно-политический идеал западного христианства в XI в.“; В. Герье, „Зодчие и подвижники Божьего царства“. Часть I. Августин (Москва 1910). Часть II. Западное монашество и папство (Москва 1913); H. Eicken, „Geschichte und System der Mittelalterlichen Weltanschauung“ (есть рус. перев.); Gregorovius, „Geschichte der Stadt Rom im Mittelalter“ (8 томов); Rössler, „Grundriss einer Geschichte Roms im Mittelalter“ (1909); Ranke, „Geschichte der Päpste“; Ludw. Pastor, „Geschichte d. Päpste“ (изд. с 1886 г.; пока вышло шесть томов, строго-католическ.); Brock, „Geschichte des Kirchenstaates“ (в 2 томах, 1881—1882); Döllinger-Rousch, „Geschichte der Moralstreitigkeiten in der römischkatholischen Kirche“ (в 2 тт. 1889); Döllinger, „Die Papstfabeln des Mittelalters“; Freisen, „Verfassungsgeschichte der katholischen Kirche in der Neuzeit“ (1913); Madelin, „France et Rome“ (1913); Troeltsch, „Die Sociallehren der christlichen Kirchen“ (1912). Лучшая история догматов написана Harnack’ом („Lehrbuch der Dogmengeschichte“, четвертое издание, тт. I—II 1909 и том III 1910 г.). Для новейшего периода Sell, „Die Entwickelung der Katholischen Kirche im XIX Jahrh.“ (1898); Kübel, „Geschichte des Katholischen Modernismus“ (1908); Sabatier, „Les modernistes“ (1909). Лучшая история старокатолицизма“ Schulte, „Der Altkatholizismus“ (Giessen 1887). Сведения o последних событиях в жизни старокатолицизма см. Керенский, „IV старокат. конгресс“ (1898), „V старокат. конгр.“ (1901) и „VI старокат. конгресс“ (1904).

Е. Тарле.‎