Меркнетъ вечернее море,
И одинокъ, со своей одинокой душой,
Сидитъ человѣкъ на пустомъ берегу,
И смотритъ холоднымъ, 5 Мертвеннымъ взоромъ
Ввысь, на далекое,
Холодное, мертвое небо,
И на широкое море,
Волнами шумящее. 10 И по широкому,
Волнами шумящему морю,
Вдаль, какъ пловцы воздушные,
Несутся вздохи его —
И къ нему возвращаются грустны; 15 Закрытымъ нашли они сердце,
Куда пристать хотѣли…
И громко онъ стонетъ, такъ громко,
Что бѣлыя чайки
Съ песчаных гнѣздъ подымаются 20 И носятся съ крикомъ надъ нимъ…
И онъ говоритъ имъ, смѣясь:
«Черноногія птицы!
На бѣлыхъ крыльяхъ надъ моремъ вы носитесь;
Кривымъ своимъ клювомъ 25 Пьете воду морскую;
Жрете ворвань и мясо тюленье…
Горька ваша жизнь, какъ и пища!
А я, счастливецъ, вкушаю лишь сласти:
Питаюсь сладостнымъ запахомъ розы, 30 Соловьиной невѣсты,
Вскормленной мѣсячнымъ светомъ;
Питаюсь еще сладчайшими
Пирожками съ битыми сливками;
Вкушаю и то, что слаще всего — 35 Сладкое счастье любви
И сладкое счастье взаимности!
«Она любитъ меня! она любитъ меня!
Прекрасная дѣва!
Теперь она дома, въ свѣтлицѣ своей, у окна, 40 И смотритъ на вечерній сумракъ —
Вдаль, на большую дорогу,
И ждетъ, и тоскуетъ по мнѣ — ей Богу!
Но тщетно и ждетъ, и вздыхаетъ…
Вздыхая, идетъ она въ садъ, 45 Гуляетъ по́ саду
Среди ароматовъ, въ сияньѣ луны,
Съ цвѣтами ведетъ разговоръ,
И имъ говоритъ про меня:
Какъ я — ея милый — хорошъ, 50 Какъ милъ и любезенъ — ей Богу!
Потомъ и въ постели, во снѣ передъ нею,
Даря ее счастьемъ, мелькаетъ
Мой милый образъ;
И даже утромъ, за кофе, она 55 На бутербродѣ блестящемъ
Видитъ мой ликъ дорогой —
И страстно съѣдаетъ его — ей Богу!»
Вотъ наплываютъ ночные туманы;
Мѣсяцъ — желтый, какъ осенью листъ —
Грустно сквозь сизаго облака смотритъ… 65 Волны морскія встаютъ и шумятъ…
И изъ пучины шумящаго моря
Грустно, какъ вѣтра осенняго стонъ,
Слышится пѣнье.
Океаниды поютъ, 70 Милосердыя, чудныя дѣвы морскія…
И слышнѣе другихъ голосовъ
Ласковый голосъ
Сребро-ногой супруги Пелея…
Океаниды уныло поютъ:
75 «Безумецъ! безумецъ! хвастливый безумецъ!
Скорбью истерзанный!
Убиты надежды твои,
Игривыя дѣти души,
И сердце твое, словно сердце Ніобы, 80 Окаменѣло отъ горя.
Сгущается мракъ у тебя въ головѣ,
И вьются средь этого мрака,
Какъ молніи, мысли безумныя!
И хвастаешь ты отъ страданья! 85 Безумецъ! безумецъ! хвастливый безумецъ!
Упрямъ ты, какъ древній твой предокъ,
Высокій титанъ, что похитилъ
Небесный огонь у богов,
И людямъ принесъ его, 90 И, коршуномъ мучимый,
К утесу прикованный,
Олимпу грозилъ, и стоналъ, и ругался
Такъ, что мы слышали голосъ его
Въ лонѣ глубокаго моря 95 И съ утѣшительной пѣснью
Вышли изъ моря къ нему.
Безумецъ! безумецъ! хвастливый безумецъ!
Ты вѣдь безсильнѣй его,
И было бъ умнѣй для тебя 100 Влачить терпѣливо
Тяжелое бремя скорбей —
Влачить его долго, такъ долго,
Пока и Атласъ не утратитъ терпѣнья
И тяжкаго міра не сброситъ съ плеча 105 Въ ночь безъ разсвѣта!»
Долго такъ пѣли въ пучинѣ
Милосердыя, чудныя дѣвы морскія.
Но зашумѣли грознѣе валы,
Пѣніе ихъ заглушая; 110 Въ тучахъ спрятался мѣсяцъ; раскрыла
Черную пасть свою ночь…
Долго сидѣлъ я во мракѣ и плакалъ.
