Когда я начинаю говорить объ этихъ привлекательныхъ и довѣрчивыхъ птичкахъ, я могу говорить о нихъ безъ конца! Нельзя себѣ представить болѣе пріятнаго сообщника, какъ ручная малиновка[1].
Разъ она тебя узнала и полюбила, она является къ тебѣ въ комнату по собственному свободному побужденію и часами остается при тебѣ — твоимъ милымъ маленькимъ товарищемъ. Какъ пріятно думать, что свободно живущая и кормящаяся на волѣ птичка выказываетъ настолько привязанности и расположенія къ тебѣ, что добровольно прилетаетъ въ твою комнату — погостить и порадовать тебя своими свѣтлыми пѣснями!
Осень — наиболѣе благопріятное время для привлеченія къ себѣ такого маленькаго друга. Когда небольшая пестрокоричневая птичка (еще въ первомъ своемъ, гнѣздовомъ, опереніи, до появленія на груди красныхъ перышекъ) станетъ ежедневно показываться на вѣткахъ передъ твоимъ окномъ или будетъ съ любопытствомъ осматриваться по сторонамъ, своими большими черными глазенками, на усыпанной пескомъ дорожкѣ, — тогда какъ разъ время бросить ей нѣсколько мучныхъ червей, и повторить это разъ пять, шесть въ день, — каждый разъ, когда птичка появится вновь. Скоро она начнетъ появляться все ближе и ближе, привлекаемая лакомою пищей, и день-ото-дня будетъ становиться менѣе пугливою и болѣе довѣрчивою. Затѣмъ ее можно будетъ пригласить даже и въ комнату, положивъ нѣсколько мучныхъ червей на подоконникъ. Сначала она будетъ боязливо влетать лишь на нѣсколько мгновеній, но вскорѣ освоится и будетъ спокойно оставаться болѣе продолжительное время. Въ первые дни этого нѣжнаго сближенія окно нужно оставлять открытымъ, чтобы птичка могла въ каждую минуту свободно вылететь; потомъ же, когда маленькая пернатая гостья вполнѣ освоится съ нашими четырьмя стѣнами, можно смѣло окно и закрыть.
Какъ при всякомъ прирученіи животныхъ, такъ и здѣсь, необходимо только достаточно терпѣнія и выдержки.
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ мы проводили лѣто въ одномъ старинномъ дѣдовскомъ помѣстьѣ. Царившая тамъ полная тишина представила прекрасный случай къ изученію, безъ всякой помѣхи, различныхъ птицъ — ихъ привычекъ и характеровъ. Передъ балкономъ дома раскидывался большой старомодный, немного даже задичалый садъ, обиловавшій обросшими мохомъ яблонями, лужайками, покрытыми роскошною травой, цвѣточными кустами и всевозможными огородными овощами. Это былъ вполнѣ идеальный пріютъ для птицъ. Ни одной кошки на нѣсколько верстъ вокругъ! Можно было смѣло предположить, что большая часть пернатаго населения этого сада вывела среди этихъ яблонь несчетное число молодыхъ поколѣній, и что жизнь ихъ протекала здѣсь съ ничѣмъ невозмутимымъ счастьемъ.
Вскорѣ нашла я себѣ здѣсь друга среди малиновокъ. Эта птичка нерѣдко появлялась на балконѣ въ то время, когда я сидѣла на немъ за работой. Сначала она выказывала большую робость и при малѣйшемъ движеніи съ моей стороны поспѣшно улетала. Но, убѣдившись въ хорошемъ вкусѣ разбросанныхъ на балконѣ крошекъ и слыша постоянно дружественный голосъ, ободрявшій ее, въ то время, когда она подбирала эти крошки, птичка стала довѣрчивѣе и ручнѣе. Спустя немного времени, она слѣдовала уже за мною въ мою комнату и съ любопытствомъ осматривала находившіеся въ ней предметы, украшенія на мебели и статуэтки на каминѣ. Къ большой моей радости, она начала даже напѣвать свои пѣсни: сначала потихоньку, вполголоса, а затѣмъ все громче и смѣлѣе. Какая прелесть было смотрѣть, когда она усядется, бывало, среди цвѣтовъ большой вазы и начнетъ распѣвать оттуда свои свѣтлыя переливчатыя пѣсни, не сводя въ то же время съ меня своихъ большихъ черныхъ глазъ, какъ бы желая убѣдиться, проникаютъ ли ея пѣсни въ мое сердце! Однажды, среди пѣнія, она вдругъ замолкла, стала пристально всматриваться въ одинъ изъ угловъ потолка и, быстро вспорхнувъ, возвратилась на прежнее мѣсто, держа въ клювѣ паука. Эти насѣкомоядныя птички являются прилежными пособницами садовника, уничтожая множество гусеницъ и червячковъ, причиняющихъ столько вреда садовымъ растеніямъ.
Моя малиновка продолжала все лѣто свои посѣщенія. Часами оставалась она у меня, всегда бодрая и довольная, забавлялась летаніемъ по комнатамъ, чистила свои перышки, пѣла и переливала свои серебристыя трельки и кушала разныя лакомства, нарочно для нея припасенныя въ одномъ изъ ящиковъ буфета. Вскорѣ она получила столь безграничное ко мнѣ довѣріе, что смѣло садилась на книгу, которую я читала, и прыгала на моихъ колѣняхъ, подбирая насыпанныя для нея крошки. И она вела себя такимъ образомъ даже и тогда, когда въ комнатѣ находилось много постороннихъ людей.
Въ другой разъ я подружилась съ одною совсѣмъ еще юною малиновкой, носившею еще свое первое, пестрокоричневое платьице, въ которомъ она выпорхнула изъ гнѣзда. Эта птичка часто показывалась у окна, у котораго я обыкновенно работала. Я заманила ее соблазнительными мучными червями въ комнату, гдѣ она въ скоромъ времени совершенно и освоилась. Немного времени спустя, у нея начали показываться на груди уже и красныя перышки. Однако погода сдѣлалась уже слишкомъ холодною для того, чтобы держать окно постоянно открытымъ. И вотъ, теперь моя «Милочка» сидѣла снаружи, на подоконникѣ, и ожидала, когда я открою окно и впущу ее въ комнату; тогда она оставалась все утро, до обѣда, моимъ маленькимъ сотоварищемъ и гостемъ, летая по всѣмъ комнатамъ и коридорамъ и чувствуя себя совершенно какъ дома. Когда же, бывало, проголодается, — тотчасъ же явится ко мнѣ, какъ лучики(?) своей подругѣ. Вѣдь мучные-то червячки хранились у меня!
Моихъ гостей всегда очень забавляло, когда они видѣли, какъ я кормлю свою маленькую птичку. Она была поразительно находчива и ловка въ разыскиваніи своей добычи и выказывала замѣчательное терпѣніе и выдержку, если червячки куда-нибудь заползали.
Нерѣдко можно было видѣть Милочку сидящею на клѣткѣ жившихъ у меня въ то время калифорнійскихъ мышей. Я сначала никакъ не могла понять, что могло такъ привлекать ее туда, пока, наконецъ, не замѣтила, что притягательнымъ магнитомъ для моей птички являлись коричневые сухарики, служившіе кормомъ для мышей. Когда я дала ей кусочекъ такого сухарика, она удалилась съ нимъ въ особый уголокъ, куда я затѣмъ поставила для нея и маленькую питейку съ водой.
Насколько бы ни была приручена дикая птица, но время-отъ-времени на нее вдругъ находитъ непреодолимая потребность къ полной свободѣ. Когда такая потребность пробуждалась у моей Милочки, она начинала безпокойно летать взадъ и впередъ по комнатѣ, издавая особенные жалобные звуки. Какъ только я это замѣчала, окно тотчасъ же отворялось, и птичка выпускалась на волю.
Я съ неохотой должна здѣсь отмѣтить одну очень несимпатичную черту въ характерѣ малиновокъ, а именно — ихъ неуживчивость и драчливость другъ съ дружкой. Напримѣръ, моя Милочка питала непримиримую вражду къ своему сопернику — другой малиновкѣ, часто подлетавшей къ моему окну; однимъ изъ главныхъ ея занятій являлось подкарауливать этого врага. Сидитъ она, бывало, въ комнатѣ, на подоконникѣ, подъ свѣсившимися листьями пальмы — олицетвореніе добродушія и невинности! А между тѣмъ, крошечное ея сердечко полно злобы, ненависти и мщенія! Въ слѣдующее мгновеніе, внезапно раздается громкое, задорное стрекотаніе и трепыханіе крыльевъ, и обѣ маленькія фуріи — одна по сю сторону закрытаго окна, а другая снаружи — съ злобнымъ ожесточеніемъ кидаются другъ на дружку и продолжаютъ эту своеобразную борьбу до тѣхъ поръ, пока обѣ не выбьются изъ силъ. Вслѣдъ за тѣмъ, обыкновенно, начиналось съ обѣихъ сторонъ громкое распѣваніе побѣдныхъ гимновъ…
Еще я должна разсказать объ одной бѣдной малиновкѣ, которая, по всей вѣроятности, попалась какъ-нибудь въ ловушку и потеряла при этомъ нижнюю половину своего клюва. Она безпрестанно появлялась у моего окна и, вслѣдствіе невозможности владѣть какъ слѣдуетъ клювомъ, выглядывала такою жалкою и голодною! Я сочла за лучшее помѣстить ее въ клѣтку, гдѣ она могла бы получать подходящій для нея кормъ. Выставляя на окно клѣтку съ открытою дверцей и съ положенными въ кормушку мучными червями, мнѣ удалось, наконецъ, заставить бѣдняжку вскочить въ нее. Съ тѣхъ поръ она жила въ своемъ маленькомъ домикѣ цѣлыхъ пять мѣсяцевъ, — жила, повидимому, совершенно счастливая и довольная, всегда обезпеченная размоченнымъ въ молокѣ бѣлымъ хлѣбомъ, свѣжими муравьиными яйцами и мучными червями. Каждое утро, пока чистилась клѣтка, маленькій нашъ инвалидъ леталъ по комнатѣ и купался.
Около середины мая, когда въ саду имѣлось въ изобиліи разныхъ гусеницъ и червячковъ, я сочла за лучшее выпустить малиновку на свободу. Я была увѣрена, что птичка будетъ теперь въ состояніи сама добывать себѣ достаточное пропитаніе. Но, на бѣду, по близости въ это время находилась другая малиновка. Она увидѣла моего инвалида въ клѣткѣ, поставленной на лужайкѣ передъ домомъ, тотчасъ же шмыгнула въ открытую дверцу и начала немилосердно трепать бѣдную беззащитную птичку. Прежде чѣмъ я успѣла прибѣжать на помощь, бѣдняжка была изгнана изъ клѣтки и преслѣдована въ самый далекій уголъ сада. Я была очень опечалена и озабочена судьбой моей маленькой питомицы и не надѣялась когда-либо снова ее увидѣть. Однако, спустя два мѣсяца, я мелькомъ увидѣла ее недалеко отъ нашего дома, а черезъ нѣсколько дней она снова появилась у окна, совсѣмъ такъ же, какъ и въ первый разъ, — исхудалая и больная, съ расхохленными перышками. Опять я, вторично, посадила ее въ клѣтку и начала усиленно кормить.
Въ этотъ разъ клѣтка была повѣшена на верандѣ, чтобы птичка могла пользоваться свѣжимъ воздухомъ и слышать пѣсни, распѣвавшаяся птицами въ саду. Въ теченіе двухъ мѣсяцевъ я прилагала все мое стараніе, чтобы поддержать ее въ добромъ здоровьѣ. Мы такъ ее всѣ полюбили! И такъ это было трогательно, что она въ минуту тяжелой нужды снова постучалась къ намъ и добровольно отдалась въ неволю, въ увѣренности, что мы не откажемъ ей въ нашемъ сердечномъ пріемѣ! Но, — увы! — никакія съ нашей стороны заботы и самый тщательный уходъ не могли сберечь ея здоровья, во время наступившей поры линянія. Не имѣя клюва, столь необходимаго для выщипыванія выпадающихъ перышекъ, и все болѣе и болѣе затрудняясь въ расклевываніи мучныхъ червей, наша милая птичка мало-по-малу настолько ослабѣла, что не была въ состояніи пережить время своего линянія…
Въ настоящее время, когда я пишу эти строки, у меня также есть нѣско��ько подругъ-малиновокъ, свободно влетающихъ ко мнѣ и снова вылетающихъ, когда имъ заблагоразсудится. Одна изъ нихъ настолько ручна, что беретъ у меня изъ рукъ мучныхъ червей, садится на мою чернильницу и, въ то время, какъ я пишу, распѣваетъ мнѣ оттуда свои свѣтлыя пѣсенки…