Перейти к содержанию

Не прикасайся ко мне

Материал из Викицитатника
Андреа дель Сарто, «Noli me tangere», 1510

Не прикаса́йся ко Мне или Не тронь Меня́ (латин. Noli me tangere, греч. Μή μου ἅπτου) — евангельский сюжет, описывающий первое после Воскресения явление Христа Марии Магдалине, которая, таким образом, первая увидела воскресшего Спасителя. Он же сказал ей: «не прикасайся ко Мне, ибо Я ещё не восшёл к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20:11—17).

Сюжет стал каноническим и использовался для написания икон «Не прикасайся ко Мне» (в Европе — «Noli me tangere»), в которых Мария Магдалина изображена протягивающей руки к Христу, а также обязательно — стены Небесного Иерусалима. Также и многие художники посвятили свои светские картины этому сюжету. Вместе с тем, достаточно часто выражение «не прикасайся ко мне» (Noli me tangere) используется как стилистически нейтральное, вне своего религиозного смысла и только анализ контекста позволяет установить, до какой степени оно сохранило связь с исторической или религиозной коннотацией. Одним из самых отдалённых примеров стало метафорическое название «не-тронь-меня», присвоенное разным растениям-недотрогам.

«Не прикасайся ко мне» в коротких цитатах

[править]
  •  

Но не прикасайся ко мнѣ <злобный звѣрь>, иначе низложу тебя крестомъ: передъ его державой все ужасается и трепещетъ отъ страха.[1]

  Григорий Богослов, «На лукавого», ~ 380 г.
  •  

...не прикасайся ко Мне, как к простому человеку, не принимай Меня такою верою, но уразумей во Мне Слово, равное Отцу. Взойду ко Отцу, и тогда прикасайся.[2]

  — Димитрий Ростовский, «Явления Господа нашего Иисуса Христа по Его воскресении», 1690-е
  •  

На свете сем живу я, истину храня:
Не трогаю других, не трогай и меня;
Не прикасайся мне, коль я не прикасаюсь,
Хотя и никого не ужасаюсь.[3]

  Александр Сумароков, «О люблении добродетели», 1768
  •  

«Родитель мой!» ― возопила Зюлима болезненно и обняла его колена.
«Не прикасайся ко мне, отверженная даже пленником! ― вещал Батый, отторгая ее от себя. ― Не прикасайся ко мне, пока не очищу твоего посрамления».[4]

  Василий Нарежный, «Два Ивана, или Страсть к тяжбам», 1825
  •  

— Прощай! храни тебя бог милосердый, дитя мое! — сказал колдун, поцеловав ее.
— Не прикасайся ко мне, неслыханный грешник, уходи скорее!.. — говорила Катерина. Но его уже не было.[5]

  Николай Гоголь, «Страшная месть», 1832
  •  

До грязного счастья земли не касайся,
И если оно тебе просится в грудь, ―
Найди в себе силу его оттолкнуть![6]

  Владимир Бенедиктов, «К поэту», 1856
  •  

Но лишь коснулась его рука ее руки, она вскочила с криком ужаса, как поднятая электрическим ударом, стремительно отшатнулась от молодого человека, судорожно оттолкнула его:
— Прочь! Не прикасайся ко мне! Ты в крови! На тебе его кровь! Я не могу видеть тебя! я уйду от тебя! Я уйду! отойди от меня! — И она отталкивала, все отталкивала пустой воздух...[7]

  Николай Чернышевский, «Что делать?», 1863
  •  

― Нет, стой… отойди, не прикасайся ко мне! ― заговорила она через силу, глухим, рыдающим голосом: ей было больно, тяжело отталкивать от себя любимого человека, тяжело расстаться с этим тоскливо-радостным забытьем на его груди, однако она пересилила себя. ― Не прикасайся…[8]

  Всеволод Крестовский, «Петербургские трущобы» (Часть 6), 1867
  •  

...в тот момент Богочеловек был первым, предварившим всеобщее преображение. Быть может, поэтому Иисус сказал Магдалине: “Не прикасайся ко Мне”. Только в исключительных случаях человек мог входить в непосредственный контакт с Его просветлённым естеством.

  Александр Мень «Сын Человеческий», 1969
  •  

Ирка сидела на табуретке, опершись локтями на стол и обхватив голову руками. Между пальцами правой руки у нее дымилась сигарета.
— Не прикасайся ко мне, — произнесла она спокойно и страшно.

  Братья Стругацкие, «За миллиард лет до конца света», 1974
  •  

― Не подходи! Не прикасайся ко мне! ― Тамара Иннокентьевна старалась отодвинуться по стене от него как можно дальше. ― Не подходи, мне гадко! Ты мне гадок! Её беспомощный крик отрезвил их обоих...[9]

  Пётр Проскурин. «Чёрные птицы», 1983

«Не прикасайся ко мне» в религиозной, научно-популярной литературе и публицистике

[править]
  •  

А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб, и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса.
И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его.
Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус.
Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его.
Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни́! — что значит: Учитель!
Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему.
Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей.

  Новый Завет, Евангелие от Иоанна, Глава 20:11-18
  •  

Къ Богу взываю. Что это? Бѣги отъ меня скорѣе, бѣги, злобный звѣрь, человѣкоубійца! Для чего тревожишь меня, не потерпѣвъ никакой обиды? Иди въ своихъ свиней и наполняй глубины; онѣ готовы принять тебя, низринувшагося въ бездну. Но не прикасайся ко мнѣ, иначе низложу тебя крестомъ: передъ его державой все ужасается и трепещетъ отъ страха.[1]

  Григорий Богослов, «На лукавого», ~ 380 г.
  •  

Тогда «Иисус говорит ей: Мария!»
Знакомый голос Спасителя, исполненный благодатною силою, проник в душу Марии; быстро обернувшись и всмотревшись внимательнее, она узнала Господа и в восторженной радости воскликнула:
— Учитель! — и тотчас же хотела припасть к ногам Воскресшего. Но Господь остановил ее:
— Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему.
Запрещая Марии Магдалине прикасаться к Нему, Христос, по толкованию св. Иоанна Златоуста, «возвышает (её) помышления», потому что «от радости (она) не представляла себе ничего великого», «и через это научает ее более благоговейному с Ним обращению». То же самое высказывает и блаженный Августин о словах Господа — «не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему»: «Ты (как бы так обращается Господь к обрадованной Марии), видя Меня, почитаешь только человеком, и еще не знаешь равенства Моего со Отцем: не прикасайся ко Мне, как к простому человеку, не принимай Меня такою верою, но уразумей во Мне Слово, равное Отцу. Взойду ко Отцу, и тогда прикасайся. Для тебя взойду Я тогда, когда ты уразумеешь Меня как равного Отцу. Доколе же почитаешь Меня меньшим, Я еще не взошел для тебя». Удостоившаяся явления Воскресшего, Мария должна была передать ученикам Господа вместе с вестью о воскресении Учителя не менее радостную весть о скором отшествии Его к Отцу, за которым, как Он говорил им в прощальной беседе, должно последовать сошествие Св. Утешителя Духа.[2]

  — Димитрий Ростовский, «Явления Господа нашего Иисуса Христа по Его воскресении», 1690-е
  •  

Вслед за Петром и Иоанном пришла ко гробу и Мария Магдалина; она стояла у гроба и плакала. Когда она плакала и наклонилась во гроб, то увидела двух Ангелов в белом одеянии; один сидел на том месте, где лежала глава Господа Иисуса, а другой там, где лежали ноги Его. Ангелы сказали ей: «жена! что ты плачешь?» Она отвечала: «унесли Господа моего и не знаю, где положили Его». Сказав это, она обратилась назад и увидела стоящего за нею Иисуса; но она не узнала Его. Иисус Христос говорит ей: «жена, что ты плачешь? Кого ищешь?» Мария Магдалина, почитая Господа за садовника, подумала, что, может быть, он принял тело Господа из пещеры, и поэтому сказала ему: «Господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его». Иисус Христос сказал ей: «Мария». Она, услышав знакомый и сладчайший голос своего Учителя, узнала Его и воскликнула: «Учитель!» и вместе с тем припала к ногам Его. Но Иисус сказал ей: «не прикасайся ко Мне, ибо Я ещё не взошёл к Отцу Моему. А иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему». Мария Магдалина пошла и возвестила ученикам, что видела Господа и что Он сказал ей. Но они, услышав, что Он жив, и она видела Его, не поверили.[10]

  Феофил Пуцыкович, «Жизнь Спасителя мира», 1866
  •  

— Женщина, почему ты плачешь? Кого ищешь? — спросил Незнакомец.
Думая только о своем, Мария решила, что перед ней садовник, который, наверно, должен знать, где тело.
— Господи, — умоляюще говорила она, — если ты унес Его, скажи мне, где ты Его положил, и я Его возьму.
— Мариам! — прозвучал до боли знакомый голос. Все всколыхнулось в ней. Сомнений не было. Это Он...
― Раввуни! ― вскричала Магдалина и упала к Его ногам.
― Не прикасайся ко Мне, ― предостерег ее Иисус, ― ибо Я ещё не взошёл к Отцу Моему; но иди к братьям Моим и скажи им: «Восхожу к отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему». Обезумевшая от радости, едва сознавая происходящее, Магдалина бросилась из сада. Вестницей неслыханного, небывалого вбежала она в дом, где царил траур, но ни один из друзей не принял ее восторженных слов всерьез. Все решили, что бедная женщина с горя потеряла рассудок. То же самое подумали они, когда вслед за ней появились Иоанна, жена Хузы, Мария Клеопова и Саломея и стали, перебивая друг друга, уверять, что Учитель жив, что они видели Его своими глазами. Они рассказали, как спустились в пещеру, когда Магдалина уходила позвать учеников, и нашли там юношу в белой одежде.

  Александр Мень «Сын Человеческий», 1969
  •  

Выражение Павла “тело духовное” является, по-видимому, ключевым для понимания пасхальной тайны. Оно означает, что в саду Иосифа Аримафейского произошла единственная в своем роде победа Духа, которая, не уничтожив плоти, дала ей новую, высшую форму существования. Камень был отвален лишь для того, чтобы ученики увидели, что могила пуста, что Воскресший отныне не ведает преград. Пройдя через агонию и смерть, Он непостижимым для нас образом приобрел иную духовную телесность. Апостол говорит о ней как о ступени бытия, ожидающей всех людей, но в тот момент Богочеловек был первым, предварившим всеобщее преображение. Быть может, поэтому Иисус сказал Магдалине: “Не прикасайся ко Мне”. Только в исключительных случаях человек мог входить в непосредственный контакт с Его просветленным естеством.

  Александр Мень «Сын Человеческий», 1969
  •  

Пропасть между душой и телом ― ее самая глубокая рана. «Магдалина» в своем предчувствии исцеляющей любви ― перст в эту рану. «Наготу твою перстами трону…» Эротика «Магдалины» не ликующая, а тихая, зализывающая рану. «Магдалина» ставит тему «Науки Фомы» с ног на голову: без рук не обнять и Богу! «Бог ради таких»… полюбил прежде, чем «умер». Своего Бога Цветаева словно противопоставляет Христу из Евангелия от Иоанна, остановившему Магдалину словами «Не прикасайся ко мне», когда, увидев его воскресшим, она рванулась к нему.[11]

  Лиля Панн, «Сезам по складам», 2002
  •  

Во время пребывания в Италии Александр Иванов создал, в числе других работ, которыми должен был отчитаться перед Обществом поощрения художников, картину на один из традиционных сюжетов европейской живописи. Этот сюжет называется «Не прикасайся ко Мне» («Noli me tangere», лат. ) ― слова, сказанные Иисусом Марии Магдалине, когда она, первая из Его последователей, увидела Его воскресшим. Она обычно изображается коленопреклонённой пред Христом и протягивающей к Нему руки. Картины, посвящённые Воскресению и явлениям воскресшего Христа ученикам, создавали Тициан, Караваджо, Корреджо, Грюневальд, Альтдорфер, Рубенс и многие другие. В православной художественной традиции этот сюжет встречается реже ― само Воскресение Спасителя здесь всегда считалось неизобразимым по сокровенности таинства. Художники, бравшиеся за этот сюжет, стремились передать эмоциональную наполненность евангельского события, контрастность состояний и чувств персонажей: смертная женщина встречается с воскресшим Сыном Божиим. Некоторые старые мастера изображали Христа с лопатой в руках или в шляпе ― чтобы напомнить, что Мария поначалу приняла Его за садовника. У Иванова было своё отношение к теме. Для него главное ― показать встречу человека с величайшим чудом, изобразить момент приобщения смертного к миру вечной жизни. Расположение фигур задано и смыслом евангельского эпизода, и сложившейся художественной традицией: порывистое движение восхищённой Марии останавливает величественный жест Христа: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я ещё не восшёл к Отцу Моему» (Ин 20: 17). Охваченная бурной радостью, потрясённая увиденным, Мария не в состоянии постичь, что свершилось великое таинство и перед ней уже не Учитель, какого знала она, а Сын Божий. И потому воскресший Спаситель сдерживает её порыв: контакт с Ним на материальном уровне уже невозможен. Для Иванова было очень важно передать внутренний драматизм события. И, конечно, это ему удалось. Зритель приобщается к живому, страстному переживанию физической утраты Учителя, который ещё недавно был для Марии реален, осязаем. И в тот же миг происходит духовное обретение (ещё до конца не осознанное) воскресшего Христа, обретение, открывающее ― путь в вечность тем, кто в Него уверовал. В этом евангельском эпизоде сходятся прошлое, настоящее и будущее, историческое время преобразуется в метафизическое.[12]

  Светлана Степанова, «Явление Христа Марии Магдалине», 2010

«Не прикасайся ко мне» в мемуарах, беллетристике и художественной прозе

[править]
  •  

«Не требую умствований, ― рек хан, ― намерение мое твердо, и никакая власть света пременить его несильна. Вот трон мой, вот дщерь моя! Избирай: ложе ли брачное или костер пылающий!»
Феодор быстро взглянул на князя, пожал дружелюбно руку его и вещал хану, указывая на небо: «Там наше ложе брачное!»
«Да будет так», ― вскричал Батый и восстал с ложа.
«Родитель мой!» ― возопила Зюлима болезненно и обняла его колена.
«Не прикасайся ко мне, отверженная даже пленником! ― вещал Батый, отторгая ее от себя. ― Не прикасайся ко мне, пока не очищу твоего посрамления». Он вышел, и все за ним.[4]

  Василий Нарежный, «Два Ивана, или Страсть к тяжбам», 1825
  •  

— Нет, Катерина, мне не долго остается жить уже. Близок и без казни мой конец. Неужели ты думаешь, что я предам сам себя на вечную муку?
Замки загремели.
— Прощай! храни тебя бог милосердый, дитя мое! — сказал колдун, поцеловав ее.
— Не прикасайся ко мне, неслыханный грешник, уходи скорее!.. — говорила Катерина. Но его уже не было.
— Я выпустила его, — сказала она, испугавшись и дико осматривая стены. — Что я стану теперь отвечать мужу? — Я пропала. Мне живой теперь остается зарыться в могилу! — и, зарыдав, почти упала она на пень, на котором сидел колодник. — Но я спасла душу, — сказала она тихо. — Я сделала богоугодное дело. Но муж мой… Я в первый раз обманула его. О, как страшно, как трудно будет мне перед ним говорить неправду. Кто-то идет! Это он! Муж! — вскрикнула она отчаянно и без чувств упала на землю.[5]

  Николай Гоголь, «Страшная месть», 1832
  •  

«Я смущал ваше спокойствие. Я схожу со сцены. Не жалейте; я так люблю вас обоих, что очень счастлив своею решимостью. Прощайте».
Молодой человек долго стоял, потирая лоб, потом стал крутить усы, потом посмотрел на рукав своего пальто; наконец, он собрался с мыслями. Он сделал шаг вперед к молодой женщине, которая сидела попрежнему неподвижно, едва дыша, будто в летаргии. Он взял ее руку:
— Верочка!
Но лишь коснулась его рука ее руки, она вскочила с криком ужаса, как поднятая электрическим ударом, стремительно отшатнулась от молодого человека, судорожно оттолкнула его:
— Прочь! Не прикасайся ко мне! Ты в крови! На тебе его кровь! Я не могу видеть тебя! я уйду от тебя! Я уйду! отойди от меня! — И она отталкивала, все отталкивала пустой воздух и вдруг пошатнулась, упала в кресло, закрыла лицо руками.
— И на мне его кровь! На мне! Ты не виноват — я одна… я одна! Что я наделала! Что я наделала!
Она задыхалась от рыдания.[7]

  Николай Чернышевский, «Что делать?», 1863
  •  

Прошла минута какого-то жгуче-радостного и жгуче-тоскливого забытья. Наконец она нервно и словно бы испуганно отшатнулась и спешно отвела от себя его руки.
― Нет, стой… отойди, не прикасайся ко мне! ― заговорила она через силу, глухим, рыдающим голосом: ей было больно, тяжело отталкивать от себя любимого человека, тяжело расстаться с этим тоскливо-радостным забытьем на его груди, однако она пересилила себя. ― Не прикасайся…[8]

  Всеволод Крестовский, «Петербургские трущобы» (Часть 6), 1867
  •  

Василий не слыхал ее крика, отдавшись восторгу. Он двинулся к ней с протянутыми руками и заговорил:
— Выздоровела, рыбка моя! Ну вот мы и вместе!
— Прочь! — грозно крикнула Наташа, отодвигаясь от него.
Василий вздрогнул и остановился, опустив в изумлении руки.
— Как? — растерянно произнес он, и все перечувствованные им страхи сжали его сердце.
— Прочь, убийца! — повторила Наташа — Прочь, разбойник! Не прикасайся ко мне! Ты весь в крови!
— Наталья, в уме ли ты? Что говоришь? Тебя ради я пошел на это!
— Меня ради? — строго произнесла она. — Не смей говорить этого! Меня ради ты сжег на огне моих отца и брата? Сквернил храмы Божьи? Бил женщин и детей, топил и вешал безоружных? Меня ради! Прочь от меня! Ты страшен, ты противен! Прочь![13]

  Андрей Зарин, «Кровавый пир», 1901
  •  

― Горько, горько! ― поддержала Татьяна. Надя стала отступать:
― Я не буду с ним целоваться!
Лукашин, приближаясь к Наде, объяснил свое поведение:
Народ требует!
― Женя, не прикасайся ко мне!
― Я не Женя! Я ― Ипполит!
Преодолев Надино сопротивление, Лукашин обнял ее. Долгий поцелуй. Такой долгий-предолгий, что подруги успели деликатно удалиться.[14]

  Эльдар Рязанов, Эмиль Брагинский, «Ирония судьбы, или С легким паром», 1969
  •  

Собственно, ничего особенного не произошло. Перед столом стояла Ирка и молча смотрела на меня. И в то же время, несомненно, что-то произошло, что-то совсем уже неожиданное и дикое, потому что глаза у Ирки были квадратные, а губы припухли. Я не успел слова сказать, как Ирка бросила передо мной, прямо на мои бумаги, какую-то розовую тряпку, и я машинально взял эту тряпку и увидел, что это лифчик.
— Что это такое? — спросил я, совершенно обалдев, глядя то на Ирку, то на лифчик.
— Это лифчик, — чужим голосом произнесла Ирка и, повернувшись ко мне спиной, ушла на кухню.
Холодея от ужасных предчувствий, я вертел в руках розовую кружевную тряпку и ничего не понимал. Что за чёрт? При чем здесь лифчик? И вдруг я вспомнил обезумевших женщин, навалившихся на Захара. Мне стало страшно за Ирку. Я отшвырнул лифчик, вскочил и бросился на кухню.
Ирка сидела на табуретке, опершись локтями на стол и обхватив голову руками. Между пальцами правой руки у нее дымилась сигарета.
— Не прикасайся ко мне, — произнесла она спокойно и страшно.

  Братья Стругацкие, «За миллиард лет до конца света», 1974
  •  

Но Борис не двигался, даже не моргал. Все так же резиново шевелились его обескровленные губы, задергалось горло в пупырышках, зачерненных грязью. Старшина бросил в снег ржавые щипцы, валенком забросал разъятый рот мертвеца.
― Ну что ты, что ты? ― подойдя, похлопал он Бориса: ― Не боись, тут все свои.
― Не прикасайся ко мне!
― Да не прикасаюсь, не прикасаюсь, ― отступил старшина, прикрывая будничностью тона смятение, может, и страх. ― Бродишь, понимаешь…[15]

  Виктор Астафьев, «Пастух и пастушка. Современная пастораль», 1980-е
  •  

Александр Евгеньевич продолжал что-то выкрикивать, она его не слушала, и он тогда опять было двинулся к ней.
― Не подходи! Не прикасайся ко мне! ― Тамара Иннокентьевна старалась отодвинуться по стене от него как можно дальше. ― Не подходи, мне гадко! Ты мне гадок! Ее беспомощный крик отрезвил их обоих, вздрагивающими руками Александр Евгеньевич налил себе воды и, судорожно глотая, выпил, не глядя в сторону Тамары Иннокентьевны, у него сильно дрожали руки, и Тамара Иннокентьевна все еще не решалась сдвинуться с места, оторваться от стены, ей сейчас больше всего хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко от собственного дома, от этого проклятого места, где она столько раз теряла самое дорогое, она видела, что он был напуган случившимся больше ее самой, и опять прихлынувшее чувство собственной вины словно придало ей решимости.[9]

  Пётр Проскурин. «Чёрные птицы», 1983

«Не прикасайся ко мне» в стихах

[править]
  •  

О люты человеки!
Преобратили вы златые веки
В железны времена
И жизни легкости в несносны бремена.
Сокроюся в лесах я темных
Или во пропастях подземных.
Уйду от вас и убегу,
Я светской наглости терпети не могу,
От вас и день и ночь я мучуся и рвуся,
Со львами, с тиграми способней уживуся.
На свете сем живу я, истину храня:
Не трогаю других, не трогай и меня;
Не прикасайся мне, коль я не прикасаюсь,
Хотя и никого не ужасаюсь.
Я всякую себе могу обиду снесть,
Но оной не снесу, котору терпит честь.[3]

  Александр Сумароков, «О люблении добродетели», 1768
  •  

За истину бейся, страдай, подвизайся!
На торжище мира будь мрачен и дик,
И ежели хочешь быть честн и велик, ―
До грязного счастья земли не касайся,
И если оно тебе просится в грудь, ―
Найди в себе силу его оттолкнуть![6]

  Владимир Бенедиктов, «К поэту», 1856
  •  

Погоди! Не касайся, не трогай!
Ты была на неправом пути,
У чужого стояла порога, ―
И, вот видишь, пришлось отойти.[16]

  Черубина де Габриак, «Погоди! Не касайся, не трогай...», 1922
  •  

Не прикасайся ко мне ничья Звезда,
звери не любят касаний, и не надо,
если я надену золото и пойду на пьедестал…
не будет! я предпочту другую походку.

  Виктор Соснора, «У трагика нет грации, он сценичен, ролист...», 2000

Источники

[править]
  1. 1 2 Творенiя иже во святыхъ отца нашего Григорiя Богослова, Архiепископа Константинопольскаго. Томъ II. — СПб.: Издательство П. П. Сойкина, 1910. — С. 119-121
  2. 1 2 Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского. — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. IV. Месяц декабрь. — С. 688.
  3. 1 2 Сумароков А. П., Избранные произведения. — Ленинград: Советский писатель (Библиотека поэта), 1957 г. — Второе издание.
  4. 1 2 В. Т. Нарежный, Собрание сочинений в 2 томах. Том 2. — М.: «Художественная литература», 1983 г.
  5. 1 2 Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем в двадцати трех томах / Отв. ред. тома Е. Е. Дмитриева — М.: Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН, «Наследие», 2001. — Т. 1.
  6. 1 2 В. Г. Бенедиктов. Стихотворения. — Л.: Советский писатель, 1939 г. (Библиотека поэта. Большая серия)
  7. 1 2 Н.Г.Чернышевский, Избранные произведения. — М.-Л.: «Художественная литература», 1950 г.
  8. 1 2 Крестовский В.В. «Петербургские трущобы. Книга о сытых и голодных». Роман в шести частях. Общ. ред. И.В.Скачкова. Москва, «Правда», 1990 г. ISBN 5-253-00029-1
  9. 1 2 Проскурин П. «Полуденные сны». — Москва: «Современник», 1985 год
  10. Ф. Ф. Пуцыкович, Жизнь Спасителя мира. — СПб.: П. В. Луковникова, 1905 г. — С. 154.
  11. Лиля Панн (Перельман Лидия Романовна). Сезам по складам. — М.: «Звезда», 2002 г.
  12. Светлана Степанова. Явление Христа Марии Магдалине. — М.: «Наука и религия», № 9, 2010 г.
  13. А. Е. Зарин. Кровавый пир: Роман, Мордовцев Д. Л. За чьи грехи? Повесть. — М.: Современник, 1994 г.
  14. Э.Рязанов, Э.Брагинский. «Тихие омуты». ― М.: Вагриус, 1999 г.
  15. Астафьев В.П. Так хоче��ся жить. Повести и рассказы. Москва, Книжная палата, 1996 г., «Пастух и пастушка. Современная пастораль» (1967-1989)
  16. Черубина де Габриак. «Исповедь». Москва, «Аграф», 2001 г.

См. также

[править]