Монарх

Силой забравши, унёс ты и славишь царей-дароядцев,
Спор наш с тобою вполне, как желалось тебе, рассудивших. — стихи 38-9

Богатство и могущество государей умножают для них поводы свернуть с прямой дороги <…>. Наконец, какие козни, какая ненависть, какие опасности подстерегают их, не говоря уже о страхе перед тем неизбежным мгновением, когда единый истинный царь истребует у них отчета даже в малейшем проступке, истребует с тем большею строгостью, чем шире была предоставленная им власть! Если бы, повторяю, государь взвесил в уме своем все это и многое другое в том же роде, — а он бы так и сделал, обладай он здравым разумением, — то, полагаю, не было бы ему отрады ни во сне, ни в пище. Но, благодаря моим дарам, государи возлагают все заботы на богов, а сами живут в довольстве и веселии и, дабы не смущать своего спокойствия, допускают к себе только таких людей, которые привыкли говорить одни приятные вещи. Они уверены, что честно исполняют свой монарший долг, если усердно охотятся, разводят породистых жеребцов, продают не без пользы для себя должности и чины и ежедневно измышляют новые способы набивать свою казну, отнимая у граждан их достояние. Для этого, правда, требуется благовидный предлог, так чтобы даже несправедливейшее дело имело внешнее подобие справедливости.

Я полагаю, что многие из нынешних императоров, королей, герцогов, князей и пап произошли от каких-нибудь мелких торговцев реликвиями или же корзинщиков и, наоборот, немало жалких и убогих побирушек из богаделен являются прямыми потомками великих королей и императоров, — достаточно вспомнить, как поразительно быстро сменили: ассириян — мидяне, ��идян — персы [и т.д.]

Величайшие услуги, оказываемые монархам, не в силах перетянуть на свою сторону чашу весов, если на другую бывает положен отказ в потворстве их страстям.

… вернулся к старому, испытанному спорту государей всех веков и народов и принялся воевать.

Наш век — век борьбы угнетённых против угнетателей, и каждый из этих атаманов, возглавляющих привилегированные банды убийц и негодяев, именующихся монархами, обращается к другому за помощью против общего врага, и они откладывают в сторону свою взаимную недоброжелательность перед лицом более могущественной опасности. В этом «священном союзе» действительно состоят все деспоты мира.

Я грозно шлю проклятия владыкам,
Погрязшим в грабежах, в крови, в разврате диком.
Я знаю, что поэт — их судия святой,
Что муза гневная могучею рукой
Их может пригвоздить негодованьем к трону,
В ошейник превратив позорную корону,
Что огненным клеймом отметить может их
На веки вечные поэта вольный стих!

… монархов <…> обычная свита: сборщик податей, поп, палач,
Тюремщик, вельможа, законник, солдат и шпион.

В борьбе против народов государи считают своим монаршим долгом объединиться.

— Я извлеку из могил <…> [и] посажу на троны Европы лучшие умы, правителей самых высоких моральных качеств, каких только можно найти в королевских усыпальницах всех веков, — где, впрочем, в этом смысле не очень-то развернёшься…

Убийство было любимейшим делом людей с самой их колыбели <…>.
Кто извлекает пользу из всего этого? Только лишь горстка знати и ничтожных самозваных монархов, которые пренебрегают вами и сочтут себя осквернёнными, если вы прикоснетесь к ним, и захлопнут дверь у вас перед носом, если вы постучитесь к ним. На них вы трудитесь, как рабы, за них вы сражаетесь и умираете (и гордитесь этим к тому же вместо того, чтобы почитать себя опозоренными). Само присутствие этих людей — удар по вашему человеческому достоинству, хоть вы и страшитесь это признать. Они не более чем попрошайки, которых вы из милости кормите, но эти попрошайки взирают на вас, как филантропы на жалких нищих. Такой филантроп обращается с вами, как господин со своим рабом, и слышит в ответ речь раба, обращенную к господину. Вы не устаёте кланяться им, хотя в глубине души — если у вас ещё сохранилась душа — презираете сами себя за это.
<…> христианская цивилизация пришла к апогею. Но её короли так и остались <…> закрытой корпорацией похитителей земель.

Многие из восьмисот шестидесяти Великих заслужили этот завидный титул, произведя на свет наследников, когда в них ощущался дефицит; некоторые получили его за руководство военными действиями и прочими формами резни и кровопролития, кое-кто — за блестящие достижения по линии «великодушной ассимиляции», за то, что продавались, точно шлюхи, церкви, за то, что одаривали аристократов государственными землями и деньгами из государственной казны, назначали им огромные пенсии, остальные получили этот титул за то, что с умным видом помалкивали, отдавая должное великим достижениям своих министров иностранных дел и не вмешивались в эти дела.

Хотя мы скептически настроенные демократы, мы захлёбываемся от счастья, когда нас замечает герцог; а когда нас замечает монарх, то мы до конца дней своих страдаем размягчением мозга. Мы изо всех сил стараемся умолчать об этих бесценных встречах, и порою некоторые из нас ухитряются держать своих герцогов и монархов про себя; это стоит нам немалых трудов, но порою нам это удаётся.