Старый сазандар (Полонский)/ДО

Земли, полуднемъ раскаленной,
Не освѣжила ночи мгла.
Заснулъ Тифлисъ многобалконный;
Гора темна, луна тепла…

Кура шумитъ, толкаясь въ темный
Обрывъ скалы живой волной…
На той скалѣ есть домикъ скромный,
Съ крыльцомъ надъ самой крутизной.

Тамъ, никого не потревожа,
Я разостлать могу коверъ,
Тамъ цѣлый день, спокойно лежа,
Могу смотрѣть на цѣпи горъ.

Горъ не видать—вся даль одѣта
Лиловой мглой; лишь мостъ виситъ,
Чернѣетъ башня минарета,
Да тополь въ воздухѣ дрожить.

Хозяинъ мой хоть брови хмуритъ,
А право радъ, что я въ гостяхъ…
Я все молчу, а онъ все куритъ,
На лобъ надвинувши папахъ.

Усы сѣдые, взглядъ сердитый,
Суровый видъ; но пѣсенъ жаръ
Еще таитъ въ груди разбитой
Мой престарѣлый Сазандаръ.

Вотъ, мѣдныхъ струнъ перстомъ касаясь,
Поетъ онъ, словно пѣснь его
Способна, дико оживляясь,
Быть эхомъ сердца моего!

«Молись, кунакъ^[2], чтобъ духъ твой крѣпнулъ;
«Не плачь; пока весь этотъ міръ
«И не оглохъ, и не ослѣпнулъ,
«Ты званый гость на Божій пиръ.

«Пока у насъ довольно хлѣба
«И есть еще кувшинъ вина,
«Не раздражай слезами Неба
«И знай, тоска твоя грѣшна.

«Гляди: еще цѣла за нами
«Та сакля, гдѣ, тому назадъ
«Полвѣка, жадными глазами
«Ловилъ я сердцу милый взглядъ.

«Тогда мнѣ міръ казался тѣсенъ;
«Я умиралъ, когда не могъ
«На праздникѣ, во имя пѣсенъ,
«Переступить ея порогъ.

«Вотъ съ этой старою чингури^[3]
«При ней, бывало, на дворѣ
«Я пѣлъ, какъ птица послѣ бури
«Хвалебный гимнъ поетъ зарѣ.

«Теперь я старъ; она—далеко!
«И гдѣ? не вѣдаю; но вѣрь,
«Что дальше той, о комъ глубоко
«Ты, можетъ быть, грустишь теперь…

«Твое мученье—за горами,
«Твоя любовь—въ родномъ краю;
«Моя—надъ этими звѣздами
«У Бога ждетъ меня въ раю!»

И вновь молчитъ старикъ угрюмый:
На край лохматаго ковра
Склонясь, онъ внемлетъ съ важной думой,
Какъ подъ скалой шумитъ Кура.

Ему былое время снится…
А мнѣ?.. Я не скажу ему,
Что сердце гостя не стремится
За эти горы ни къ кому,

Что мнѣ въ огромномъ этомъ мірѣ
Не весело,—что можетъ быть
Я лишній гость на этомъ пирѣ,
Гдѣ собралися ѣсть и пить;

Что пѣсенъ даръ меня тревожитъ,
А пѣснямъ некому внимать…
И что на старости, быть можетъ,
Меня въ раю не будутъ ждать!