Смерть поэта (Лермонтов)

• 339. «Полярная звезда на 1856 г.». Лондон, 1856, кн. 2, без эпиграфа, под загл. «На смерть Пушкина» (дата выхода в свет альм. — 24 или 25 мая 1856 г.). - - БЗ. 1858, № 20, под тем же загл., без эпиграфа и без ст. 57—72 (текст идентичен черн. автографу). - - Соч. 1860, т. 1, под тем же загл., без эпиграфа, с ценз. купюрой ст. 61: слово «трона» заменено многоточием (текст ст. 1—56 идентичен черн. автографу). - - ВЕ. 1887, № 1, под загл. «На смерть поэта», по списку, приложенному к делу «О непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтовым и о распространении оных губернским секретарем Раевским». - - ПСС-2, т. 1, ст. 1—56 по автографу ГПБ (фонд В. Ф. Одоевского). - - Печ. по автографу ГПБ (ст. 1—56) и по списку ПД (ст. 57—72), приложенному к делу «О непозволительных стихах...», с исправлением ст. 65 по др. авторитетным спискам, как это сделано в Соч. АН, т. 2. Ст. 66 во многих изданиях, начиная с Соч. 1860, т. 1: «Есть грозный судия: он ждет». Подобно Соч. АН, т. 2 этот ст. приводится по копии дела «О непозволительных стихах...», где он читается: «Есть грозный суд: он ждет» (это чтение подтверждается рядом списков, распространявшихся до публикации дела и, надо думать, восходящих к авторскому тексту). Вслед за Собр. соч. М. Ю. Лермонтова (Л., 1979, Т. 1), восстановившем старую традицию, эпиграф в наст. изд. присоединяется к тексту ст-ния. Эпиграф к «Смерти поэта» взят из трагедии французского драматурга Ж. Ротру «Венцеслав» (1648) в неопубликованном русском переводе А. А. Жандра (1789—1873). Высказывалось предположение, что эпиграф появился лишь на суде — для прикрытия острого политического смысла заключительных строк (см.: Боричевский И. Пушкин в борьбе с придворной аристократией // ЛН. 1948. Т. 45/46. С. 348; Андроников. С. 59—61). Однако такое допущение несостоятельно: как раз эпиграф вызвал особое негодование шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа. «Вступление к этому сочинению ‹т. е. эпиграф›, — писал он в докладной записке Николаю I от 19 или 20 февр. 1837 г., — дерзко, а конец — бесстыдное вольнодумство, более чем преступное» (Воспоминания. С. 393). И в высших кругах общества эпиграф был воспринят как наиболее криминальная часть текста. «Лермонтов, — вспоминала в 1858 г. Е. П. Ростопчина, — написал... жгучее стихотворение, в котором он обращался прямо к императору, требуя мщения. При всеобщем возбуждении умов этот поступок, столь натуральный в молодом человеке, был перетолкован» (Воспоминания. С. 282). На черн. автографе ЦГАЛИ, тетр. С. А. Рачинского (ст. 1—56) внизу, рядом со строками, посвященными Дантесу, Лермонтов нарисовал профиль, удивительно напоминающий Дантеса (атрибуция А. Н. Маркова; см. воспроизведение автографа на с. 10—11 наст. тома). На беловом автографе ГПБ помета В. Ф. Одоевского: «Стихотворение, которое не могло быть напечатано». Очевидно, ст-ние было передано Одоевскому для «Литературных прибавлений к „Русскому инвалиду“», которые он редактировал с А. А. Краевским. Однако опубликовать «Смерть поэта» было невозможно, ибо даже за краткий некролог (начинающийся словами: «Солнце русской поэзии закатилось...»), написанный Одоевским, Краевскому был сделан строжайший выговор (Висковатов. С. 220).

Основная часть «Смерти поэта» (ст. 1—56) была, вероятно, написана 28 янв. 1837 г. (дата в деле «О непозволительных стихах...»). Пушкин умер 29 янв., но слухи о его гибели распространялись в Петербурге накануне. В воскресенье 7 февр., после посещения Лермонтова его двоюродным братом — камер-юнкером, чиновником министерства иностранных дел Н. А. Столыпиным, — были написаны заключительные строки, начиная со слов «А вы, надменные потомки...». Сохранились свидетельства современников о том, что эти строки — ответ Лермонтова на спор со Столыпиным, разделявшим позицию великосветских кругов, которые, оправдывая поведение Дантеса и Геккерна, утверждали, что они «не подлежат ни законам, ни суду русскому» (Воспоминания. С. 390). В своем «объяснении» на суде С. А. Раевский стремился свести смысл заключительных строк к спору со Столыпиным о Дантесе и отвести внимание от их политического содержания: отвечают за гибель Пушкина высшие придворные круги, «жадною толпой стоящие у трона». За девять дней, отделяющих первые 56 строк от заключительной части, произошло много событий, и Лермонтов сумел полнее оценить политический смысл и масштаб национальной трагедии. Теперь он с полным основанием мог назвать высшую знать «наперсниками разврата». Лермонтов узнал о трусливой позиции правительства, распорядившегося тайно похоронить Пушкина, запретившего упоминать о его гибели в печати. По свидетельству П. П. Семенова-Тян-Шанского, Лермонтов побывал у гроба Пушкина в доме поэта на набережной Мойки (это могло быть только 29 янв.). Даже самые близкие друзья покойного до 10—11 февр. не знали о важнейших эпизодах его семейной драмы: оберегая репутацию Натальи Николаевны, Пушкин скрывал многие факты. Это выясняется из писем П. А. Вяземского и др. материалов (см.: Абрамович С. А. Письма П. А. Вяземского о гибели поэта. // ЛГ. 1987, 28 янв.). В события, предшествующие дуэли, автор «Смерти поэта», видимо, был посвящен лицами из пушкинского круга (возможно, В. Ф. Одоевским, А. И. Тург��невым), сослуживцами по лейб-гвардии гусарскому полку, среди которых было много знакомых Пушкина, а также доктором Н. Ф. Арендтом, посещавшим болевшего в это время Лермонтова. Особо следует сказать о поручике Иване Николаевиче Гончарове (брате Натальи Николаевны). Недавно опубликованное его письмо к брату («Лит. Россия». 1986, 21 нояб.) и сделанные Лермонтовым портретные зарисовки Гончарова 1836—1837 гг. (установлено А. Н. Марковым в 1986 г.), свидетельствуют о товарищеских отношениях между ними. Гончаров участвовал в попытке предотвращения дуэли, был в курсе аудиенции в Аничковом дворце 23 нояб. 1836 г.