М. Н. Катков
[править]Источник злоумышления и сила, которую обнаружило русское чувство
[править]«Он не русский, он не может быть русский». Вот слова, которые все эти дни слышались повсюду в народе, а глас народа есть глас Божий. Сейчас получили мы частную телеграмму из весьма уважительного источника такого содержания: «Имя злодея — Ольшевский; он поляк».
Нет, виновник гнусного покушения 4 апреля во всяком случае не может быть русский. Если бы даже и оказалось, что он позорит собою коренное русское имя, то мы точно так же решительно сказали бы: он не может быть русский. Вопрос не в происхождении человека, вопрос в том, найдется ли такое русское дело, из которого могло бы произойти не только это покушение, но и что-либо подобное ему. Может ли в каком бы то ни было русском чувстве, в каких бы то ни было русских стремлениях, даже самых лженаправленных, оказаться побуждение к чему-либо подобному? Могла ли бы русская национальность в какой бы то ни было степени участвовать в этом замысле?
Пусть не говорят нам о наших нигилистах, о наших так называемых красных; это обман, которым хотят отвести нам глаза. Вспомните, какие силы руководили и возбуждали так называемых красных в самую цветущую пору нигилизма, назад тому три-четыре года, когда по нашим селам разбрасывались золотые грамоты, когда копошились какие-то тайные общества и когда в таком ходу были идеи самого красного свойства, сводившие с ума нашу молодежь. Может ли русский человек, не отпавший от своего народа, не ставший злейшим врагом его или слепым орудием враждебного ему дела, найти побуждение к чему-либо похожему на покушение 4 апреля?
Источником этого злоумышления могло быть только то антирусское национальное дело в России, которое в своем патриотизме не может иначе действовать, как мятежом, тайным подкопом и обманом, дело, карбонарски организованное и уже выставившее столько убийц из политических фанатиков, из подкупленных негодяев, из обманутых безумцев.
Провидение не дозволило совершиться на Русской земле делу мрака и нечестия. День скорби и ужаса оно превратило в светлый народный праздник. Что должно было повергнуть в страшную смуту наше отечество, то, быть может, положит конец всем нашим недоразумением и неясностям. В последнее время голос клеветы и обмана доходил до удивительной дерзости. В противность непосредственному чувству каждого, в противность всему, что называют люди здравым смыслом, в противность разительной очевидности нас надеялись уверить, что русское народное чувство исполнено смут и опасности, что русское общество преисполнено элементов дикой анархии. Осмелится ли теперь обман повторить свою клевету? Неужели и эти горячие всеобщие новые проявления нашего народного чувства, вызванные злодеянием, не положат конца этой столько же грубой, сколько и злонамеренной клевете? Неужели и теперь будет не ясно, где у нас истина и где ложь, где наше добро и где наше зло? Сильнее и убедительнее всяких рассуждений и доводов свидетельствует сама жизнь. Сила и искренность всенародного чувства, столь глубокого, ��толь повсеместного, ставит все наши вопросы в свет несомненный или, лучше сказать, вовсе упраздняет их, служа на все самым решительным ответом. Как созрело в эти три года наше общественное мнение! Какую глубокую власть приобрела над умами благодатная сила русского национального чувства и как живительный ток его собрал, сблизил и связал все воедино! Не ясно ли для всякого, кто испытал в себе силу этого чувства или кто, по крайней мере, следил за его проявлениями, что все спасение наше, вся наша сила в его животворном действии, что мы можем смело во всем довериться ему, что чем полнее и решительнее пойдут наши дела в его направлении, тем благоуспешнее будет их ход, и что н��чало всему дурному и опасному у нас заключается в усыплении нашего национального чувства, в удалении от него, в подавлении его, в клевете на него.
Посмотрите вокруг: из этого ли народа могло бы возникнуть не только дело такого мрачного свойства, как злодейское покушение 4 апреля, но и какие бы то ни было анархические стремления? Где в этом народе хотя тень чего-либо похожего на те общественные болезни, из которых рождаются революционные страсти? Есть ли у нас что-либо похожее на династические партии или на борьбу за власть? Есть ли у нас озлобленные общественные массы, которые могли бы давать реальную опору каким-либо анархическим учениям? Переберите все наши сословия, все наши общественные интересы, пересмотрите все, что в России есть русского, и скажите, в чем на русской почве мог бы гнездиться тот темный дух потрясений и смут, о котором с такою наглостью говорят нам клеветники. Но в том-то и беда наша, что не все в России называет и чувствует себя русским в гражданском смысле этого имени, что ошибками прежних времен у нас было допущено начало государственной измены под видом признания разных политических национальностей в России. В том-то и беда наша, что ход русских дел совершался в прежнее время не из полноты одной национальной жизни. Нам указывают на признаки некоторого брожения на поверхности нашего общества; вникните в их смысл, и вы убедитесь, что все эти жалкие явления так называемого нигилизма возникли у нас не из свободного и полного развития русской жизни, а напротив, из ее подавлений, задержек и отрицаний. Все эти явления не заключают в себе ничего положительного, в них нет никакого организующего начала. Все это не относится ни к чему в окружающей действительности. Все это возникает и поддерживается не из условий русской жизни, а помимо их, вопреки им, в поругание им.
Не следует ли, напротив, удивляться могуществу силы, которую обнаруживает пробужденное русское чувство? Всем известно, в каком жалком положении находится у нас дело воспитания. Наша школа до сих пор не столько воспитывает, сколько портит молодые умы; она делает их не столько способными, сколько неспособными к правильному мышлению и к практическому делу; она расслабляет их и искусственно возбуждает в них бессмысленное и изнурительное брожение. Мудрено ли, что при условиях своего воспитания молодежь наша делалась так часто жертвою обмана, что всевозможные лжеучения и нелепости пользовались в ее среде кредитом? Но посмотрите, как в эти последние три года, при тех же педагогических условиях, изменился дух нашей молодежи под действием вступившего в силу русского чувства!
Кстати. Сегодня, как извещается ниже, г. попечитель Московского учебного округа объявлял в университете Высочайшую благодарность за чувство преданности, изъявленное вчера университетом как от лица его преподавателей, так и слушателей. Преподаватели и слушатели были собраны вместе. Бывшие тут не могут без умиления вспомнить о сцене, которой они были свидетелями. Как одушевительно сказалось святое народное чувство в кликах молодежи, не знающей притворства! Увы, назад тому с небольшим четыре года московские улицы были свидетелями печальных сцен: бедная обманутая молодежь нашего университета в то время так оскорбительно столкнулась с действительностью. Какая разница теперь! Перед этими молодыми людьми, выходившими из стен университета с искренними кликами благородного и правдивого энтузиазма, люди народа с почтением и приветом обнажали голову…
Впервые опубликовано: «Московские Ведомости». 1866.8 апреля. № 73.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/katkov/katkov_istochnik_zloumyshlenia.html.