Убийство

Если бы желание убить и возможность убить всегда совпадали, кто из нас избежал бы виселицы?

Если бы животное убило преднамеренно, это был бы человеческий поступок.

Если бы мне пришлось встретить своих убийц на том свете, я предпочёл бы жить с ними на этом.

Если человек решил убить тигра, это зовётся спортом; а если тигр решил убить человека, это зовется кровожадностью.

Иногда достаточно убить человека, чтобы не быть им убитым.^[1]

Каждый убийца, вероятно, чей-то хороший знакомый.

Мы должны уяснить, что бедные люди — не обязательно убийцы.

О неразумные, вы думаете, что чёрное пятно убийства может смыть речная вода!

Одно убийство делает человека преступником, миллионы убийств — героем. Все дело в масштабах.

Старая как этот мир мечта каждого порядочного человека — убить кого-нибудь, хотя бы и в порядке самообороны. ^[2]:11

Творить жизнь — значит творить беспокойство. Есть только один способ избежать беспокойства: убивать.

Тот, кто не способен владеть двумя клинками, не достоин называться убийцей.

Убийство — всегда промах. Никогда не следует делать того, о чём нельзя поболтать с людьми после обеда.

Я убивал людей, но они все были плохими. (фильм «Правдивая ложь», персонаж Арнольда Шварценеггера

Не совершаем ли мы, колесуя убийцу, ошибку ребёнка, который бьёт тот стул, на который наткнулся^[3]?^[4]

Один известный японист, кроме того, бывший глубоким моралистом — его имя сейчас на устах у всех — Г. Анри Сомм, имел обыкновение говорить юношам: «Избегайте совершить убийство: оно ведёт сначала к воровству, а затем к укрывательству преступления».^[5]:122

...в опере на меня подчас накатывает сильнейшее искушение выйти из зала, раздобыть у кого-нибудь из охранников карабин с запасом патронов и затем избавить мир от бездарного дирижёра или от чванного и небрежного артиста; меня удерживает лишь боязнь попасть не в того, в кого следует, — поскольку я плохой стрелок, — и оказаться виновным в убийстве достойного певца.^[6]:54-55

Убийство. Труп в овраге. Следователь молодой, неопытный. Маленький городок. Ищет убийцу долго и не находит. Сосед лавочник приходит и говорит: «Дай тысячу рублей, найду убийцу; у меня много знакомых». Получив тысячу: я убийца... И смеется. Следователь не может доказать, что он убийца, и подает в отставку.

Убийство — одно из самых частых преступлений на Сахалине, вероятно, потому, что половину ссыльных составляют осужденные за убийство. Здешние убийцы совершают убийства с необыкновенною легкостью. Когда я был в Рыковском, там на казенных огородах один каторжный хватил другого но шее ножом для того, как объяснил он, чтобы не работать, так как подследственные сидят в карцерах и ничего не делают.

По свидетельству старинной польской хроники Прокоша, в кукушке чествовалась богиня Жива, т.е. дающая жизнь, почему голос её и по сие время принимается народным поверьем за предвещание стольких лет жизни, сколько раз крикнет птица. «Думали, что высочайший владыка вселенной превращался в кукушку и сам предвещал продолжение жизни; поэтому убиение кукушки вменялось в преступление и преследовалось от правительства уголовным наказанием».

Красная армия не была армией в современном значении этого слова, но она была грозна для данного времени, потому что вся Европа устала от войны, всей Европе надоело лить кровь, и нигде не было настоящей армии, которая могла бы противостоять им. Европейский солдат, солдат Добровольческой Армии были солдатами, но не убийцами. Они убивали по необходимости. Коммунисты красной армии были убийцами. Они не только не видели в убийстве греха, но видели удаль, а грабеж и погромы считали нормальным явлением.^[7]

— Господи боже! — всплеснёт руками третий кактусовод. — Послушайте только этого убийцу! Если вы станете мочить цветочный горшок, сударь, он у вас покроется зелёной плесенью, земля в нём закиснет, и вы сядете в лужу, да в преогромную.
Тут все тр��е начинают кричать одновременно, убеждая друг друга кулаками, зубами, копытами и когтями. Но, как уж повелось, истину даже таким способом установить не удаётся.

 Я считал это продолжающееся убийство беззащитных японцев ещё более отвратительным, чем убийство хорошо защищенных немцев, но по-прежнему не отказался от участия в нём. К этому времени война длилась столь долго, что я едва мог вспомнить мирное время. Никто из живущих ныне поэтов не в силах выразить ту душевную опустошенность, которая позволяла мне продолжать участвовать в убийствах, не испытывая ни ненависти, ни раскаяния.
Я был дома, завтракал со своей матерью, когда утренние газеты принесли новость о Хиросиме. Я тотчас же понял, что это означает. «Слава богу!» — сказал я, зная, что <…> мне больше не придётся никого убивать.^[8]

А дальше Ванга начала меня спрашивать: «Где твой отец?» — «Не знаю», — не совсем правду ответила я. «Как же ты не знаешь, ведь это же было убивство, убивство!» — «А где гроб? (Гроб ― это могила.) Гроб его где?» ― «Не знаю». ― Здесь уже правда. ― «Как же ты не знаешь, ты должна знать, ты постарайся ― и будешь знать». Ах, Ванга, Ванга, подумала я, ну кто же мне скажет, где лежат кости моего расстрелянного отца! Сказали.^[9]

— Кровь невинного человека? — твердо произнес мнимый доктор Лазар. — Неужели вы готовы совершить убийство, синьора?
— За это убийство меня благословит Всевышний. Ведь Фридрих, похищая Силезию, убивал людей тысячами. Ядра его пушек уничтожили бесчисленное множество австрийцев за то только, что они встали на защиту своей государыни. Не пытайтесь, доктор Лазар, переубедить меня. Если у вас не хватит мужества решиться на этот подвиг, то я поеду одна. Я и без вас сумею расправиться с этим рыжеволосым курьером.^[10]

В это время, как нарочно, случилась в остроге одна маленькая историйка, которая, впрочем, вовсе не взволновала майора, как бы можно было ожидать, а, напротив, даже доставила ему удовольствие. Один арестант в драке пырнул другого шилом в грудь, почти под самое сердце. Арестант, совершивший преступление, назывался Ломов; получившего рану звали у нас Гаврилкой; он был из закоренелых бродяг. Не помню, было ли у него другое прозвание; звали его у нас всегда Гаврилкой. Ломов был из зажиточных т-х крестьян, К-ского уезда.^[11]

Бюрократия — это типичные микробы, о чём с ними разговаривать? Ведь мы не вступаем в переговоры с микробами. Мы их просто убиваем.^[2]:27

Я вспомнил эту тяжёлую сцену, вспомнил этого убийцу-мужа, облокотившегося на гроб и смотрящего упорно на лицо убитой им жены. Это был мой дачный сосед Иванов. Черты его лица врезались тогда, во время похорон его жены, в мою память, и я теперь удивлялся, как это там, на даче, я не мог припомнить сразу, где я видел его, тогда как теперь, при виде этого белого мраморного гроба с надписью: «Александра Ивановна Иванова», мне так и казалось, что я ви��у снова Иванова, облокотившегося на этот гроб и пристально смотрящего на лицо загубленной им жены. Как часто на даче, при виде этого характерного сосредоточенного выражения лица и этою неподвижно устремлённого в пространство взгляда, я настойчиво спрашивал себя, где видел я этого человека, и тщетно просил ответа у памяти. А теперь всё было ясно, всё ожило передо мною…^[12]

— Если вы считаете меня вправе убить сотню человек крахом банка, почему мне не убить одного человека ударом ножа или известною дозою мышьяку?

Русские интеллигентные убийцы ещё умеют иногда обдумать и ловко исполнить преступление, но укрыватели они совсем плохие. Совестливы уж очень. Следствие их не съест — сами себя съедят.

— Бежал бы. А то как человек подходит, так и смотрит: «Ты тело ел?» А чего смотрят! Разве я один? Сколько есть, которые в бегах убивали и ели. Да молчат!
Каторга говорит, что в кандальной тюрьме не мало таких, которые в бегах питались с голоду мясом убитых или умерших товарищей.
Мне показывали несколько таких, которые винились каторге, а один из них, на которого все указывали, что он ел мясо умершего от изнурения товарища, когда я спросил его, правду ли про него говорят, отвечал мне:
— Всё одно птицы склюют. А человеку не помирать же!^[13]

Лён. Это не реклама. Я не служу в Льноцентре. Сейчас меня интересует больше осмол. Подсечка деревьев насмерть. Это способ добывания скипидара. С точки зрения дерева ― это ритуальное убийство. Так вот, лён. Лён, если бы он имел голос, кричал при обработке. Его дергают из земли, взяв за голову. С корнем. Сеют его густо, чтобы угнетал себя и рос чахлым и неветвистым. Лён нуждается в угнетении. Его дергают. Стелют на полях (в одних местах) или мочат в ямах и речках. Речки, в которых моют лён, ― проклятые, в них нет уже рыбы. Потом лён мнут и треплют.^[14]

Не так давно было, например, такое: пятнадцатилетняя школьница через окно в сад застрелила отца, которого, кстати, очень любила. Застрелила она его ночью, когда он сидел за письменным столом, отослав спать всех домашних и нетерпеливо ожидая жену, отлучившуюся неизвестно куда и к кому, ― впрочем, он и дочка отлично знали, куда и к кому, ― выстрел был произведён именно из пистолета любовника матери, офицера криминальной полиции. После убийства девочка подбросила две неиспользованные гильзы в корзину с грязным бельём, разделась, легла спать и была разбужена только полицией, уводившей её мать.^[15]

Когда-то до войны Софья Осиповна сказала Евгении Николаевне Шапошниковой: «Если человеку суждено быть убитым другим человеком, интересно проследить, как постепенно сближаются их дороги: сперва они, может быть, страшно далеки, ― вот я на Памире собираю альпийские розы, щелкаю своим «контаксом», а он, моя смерть, в это время за восемь тысяч вёрст от меня ― после школы ловит на речке ершей. Я собиралась на концерт, а он в этот день покупает на вокзале билет, едет к тёще, но всё равно, уж мы встретимся, дело будет».^[16]

Прибывшая в конце концов следственная бригада, в частности судмедэксперт, факт смерти подтвердила. Последняя наступила мгновенно, вследствие колотой раны в область шеи. Если конкретно ― Скок был убит ударом шила в сонную артерию. Я видел орудие убийства ― убийца оставил его в теле жертвы. Практически это настоящий стилет. <...>
― Все-таки я неплохо знала Скока… Может быть, я что-то подскажу вам? Знаете, мне почему-то очень хочется, чтобы вы поймали убийцу. Не ожидала этого от себя, но почему-то я чувствую себя лично оскорбленной…
― Его убили ударом шила в сонную артерию, ― без выражения сказал Гуров. ― Очень точный и очень уверенный удар. Больше ни на Скоке, ни на его предполагаемом противнике нет ни одной царапины.^[17]

Счастье ночной белладонны —
Лаской убить.
Взоры её полусонны,
Любо ей день позабыть,
Светом Луны расцвечаться,
Сердцем с Луною встречаться,
Тихо под ветром качаться,
‎В смерти любить.^[18]

Кого люблю, того и бью;
То истина святая,
И если даже и убью,
То только обожая.^[19]

Убийство красное
Приблизило кинжал,
О время гласное
Носитель узких жал...

Когда налёт прекратился
люди прибежали вопили
там погребённые заживо
слышно их крики
на этот подвал
обрушились три этажа.
Люди копали руками
три этажа разгрести пытались
лопатами руками
пятью своими пальцами.
Копали день и ночь.
Утром был новый налёт
убило тех что копали
уже никто не слышал
крик из-под земли.^[20]

Не должна подлежать петле
белка, дремлющая в дупле,
и стучащий о дерево дятел,
и катающийся у ног
щенок,
кенгуренок, залегший в чрево,
и скользящий травою уж,
и дельфин, мореходец быстрый,
и червяк дождевой у луж
не должны подлежать убийству, ―
пусть живут,
пусть летят, плывут…^[21]