Битва при Оломоуце

Би́тва при Оломо́уце — вымышленное событие 1241 года во время западного похода монголов (1236—1242), якобы победа чехов под предводительством Ярослава из Штернберка над татарами под городом Оломоуц (Ольмюц) в Моравии (исторические упоминания об этом городе относятся только к 1250-м годам). Упоминание же об этой битве содержится только в Краледворской рукописи — сборнике «древнечешских» эпических и лирических песен, который, как доказано в конце XIX — начале XX века, представляет собой подделку, изготовленную филологом, поэтом и одним из основателей Национального музея в Праге Вацлавом Ганкой в 1817 году. Несмотря на это, битва фигурирует во многих сочинениях историков XX века, уже после того, как рукопись была разоблачена.

Согласно тексту песни «Ярослав», после битвы при Легнице отставшие части монгольской армии, отброшенные Готтхардом фон Брандисом, отправились через Судеты обратно в Моравию. После отхода монголов европейский союз вновь распался, поэтому чехи вынуждены были встретить врагов в одиночестве. Монголы опустошили Ганскую область, но города Оломоуц, Брно и Нове Место не были взяты. Оборону Оломоуца держал Ярослав из Штернберка с 6000 воинов. Во время вылазки был убит сын хана, который называется в песне Кублаем (в действительности хан Хубилай царствовал позже; имя взято из средневекового перевода на чешский «Книги Марко Поло»). Спустя 3 дня монголы прекратили осаду и ушли в Венгрию.

Как отмечает Г. В. Вернадский в книге «Монголы и Русь», в действительности, «следуя приказу о скорейшем движении в Венгрию, эти силы не могли терять время на осаду городов. Они разделились на несколько маленьких отрядов и грабили страну по мере продвижения. Богемский король Вацлав отбросил одну из этих орд при Кладно, что укрепило чешский моральный дух, но не оказало влияния на монгольскую стратегию. В противовес широко распространенной легенде, в Моравии не было решительных битв; через неделю или две все орды пересекли её территорию»^[1].

Битва при Оломоуце придумана Ганкой как средство национального возвеличивания чехов — в одиночку, без помощи других народов, чехи наносят монголо-татарам решительное поражение и останавливают их продвижение в Европу. Как часто у Ганки, сюда прибавлена антинемецкая нота — Ярослав бьётся с татарами, вторгшимися в Чехию при попустительстве немцев.

В мистификации есть также одна конкретная деталь, которая едва ли случайна. Легендарный Ярослав из Штернберка представал предком графского рода Штернберков, из которых происходил граф Кашпар Штернберк — один из основателей-меценатов Пражского национального музея^[2].

В эпоху авторитета «Рукописей» великим событием национальной истории считалась и битва Ярослава с монголами. В 1841 году (ещё при жизни Ганки) патриоты в Оломоуце торжественно отметили её 600-летний «юбилей».

Вымышленная Ганкой битва фигурирует у С. М. Соловьёва: «Татары не решились вступить во вторичную битву и пошли назад в Венгрию; на этом пути опустошили Силезию и Моравию, но при осаде Ольмюца потерпели поражение от чешского воеводы Ярослава из Штернберга и удалились поспешно в Венгрию»^[3]. В то время, когда Соловьёв писал «Историю», рукописи Ганки считались подлинными (на этой точке зрения стояло, в частности, большинство русских славистов).

Однако и после того, как Краледворская рукопись была разоблачена (в конце XIX — начале XX в.), битва при Оломоуце (Ольмюце) продолжала упоминаться и описываться в работах Э. Хара-Давана «Чингис-хан» (1929)^[4], Б. Д. Грекова «Золотая Орда и её падение» (1950)^[5], Л. Н. Гумилёва «Поиски вымышленного царства» (1970)^[6] и других историков, а также в 3-м издании БСЭ^[7].

В художественной литературе о вымышленной битве, в частности, писал Василий Ян:

При Оломоуце, обложенном татарами, произошла кровавая встреча: здесь предводитель чешского войска, Ярослав, нанёс татарам чувствительное поражение, и от его храброй руки пал хан Пайдар.

— В. Ян «К последнему морю»

Упоминается она и у Ярослава Гашека:

— Так ты, выходит, татарин? — с сочувствием протянул Швейк. — Тебе повезло. Раз ты татарин, то должен понимать меня, а я тебя. Гм!
Знаешь Ярослава из Штернберга? Даже имени такого не слыхал, татарское отродье? Тот вам наложил у Гостина по первое число. Вы, татарва, тогда улепетывали с Моравы во все лопатки. Видно, в ваших школах этому не учат, а у нас учат.

— Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка»

Получила распространение легенда, что в «битве при Оломоуце» командовавший монгольским войском Пайдар или Пэту оказался англичанином по имени Питер (на самом деле царевич-чингизид Байдар в том ��е 1241 году командовал монголами в битве при Легнице).

Позднейшие чешские хроники, описывающие вымышленную битву, превращают Пэту в монгольского принца — сына Хубилая (явный анахронизм) и говорят, что Ярослав из Штернберка лично отрубил ему в бою правую руку (dexteram propria manu amputavit), отчего тот и умер. По другим рассказам, он был взят Ярославом в плен и повешен.

В романе Алексея Югова «Ратоборцы» он — Джон Пэта, английский крестоносец. Английский писатель Гэбриэл Роуни написал о его «приключениях» целый роман под названием «Англичанин татарского хана»^[8].

Дополнительную живописную подробность внёс Лев Гумилёв:

Татарский предводитель, взятый в плен чехами при Ольмюце, оказался английским тамплиером по имени Питер.

— Л. Н. Гумилёв «Древняя Русь и Великая Степь» (1989)

Источником данной легенды могло послужить смешение в позднейших описаниях нескольких реальных исторических фактов. В частности, в 1245 году на XIII Вселенском соборе католической Церкви в Лионе присутствовал русский архиепископ Пётр, бежавший из Руси от монголов, сторонник единства с Римом, тогдашний Киевский митрополит. Он сообщил собору о разрушительных последствиях монгольского нашествия на Русь, Польшу и Венгрию^{[9][неавторитетный источник]}.

В «Chronica majora» Матфея Парижского сообщается о письме некоего Ивона Нарбоннского, в котором говорилось, что среди пленных монголов оказался безымянный переводчик-англичанин:

Из числа бежавших [монголов] правитель Далмации захватил восьмерых, один из которых … был англичанин, из-за какого-то преступления осужденный на вечное изгнание из Англии. Он от лица презреннейшего короля таттарского дважды приходил к королю Венгрии [как] посол и толмач и угрожал, предварительно приведя достаточно примеров, злодеяниями, которые они учинят, если он не отдаст себя и королевство своё в рабство таттарам. Когда же его наши государи заставили говорить правду о таттарах, он, как кажется, ничего не утаил, но приводил такие сведения, что можно было поверить и в самого дьявола. [Далее следует рассказ англичанина о его злоключениях после изгнания из Англии.] Его же, захваченного лазутчиками, таттары увели с собой; и после того, как они получили ответ, что обретут господство надо всем миром, склонили [его] на верность и служение себе многими дарами по той причине, что нуждались в толмачах.

— Матфей Парижский «Великая хроника» (ок. 1200-1259)

• Битва на Гробникском поле — вымышленная победа хорватов над монголами

• Как редко торжествует память