Жалость к себе

Психологи считают, что жалость к себе вызывается физическим или психическим страданием, при этом не обязательно сильным и/или длительным («в жизни встречается много возможностей себя пожалеть»^[1]). Моменты саможаления, по-видимому, встречаются у всех людей, однако играют существенную роль у психоневротического типа (в терминологии Кана^[нем.]): «тонкокожих», неуверенных в себе личностей. Жалость к себе связана с депрессией и меланхолией.

Склонные к саможалению люди сосредотачиваются на своих неуспехах, трудностях и потерях; при этом зачастую жалость к себе является попыткой привлечь внимание и сочувствие других людей. Психологи отмечают, что это плохая стратегия, так как после начального периода сопереживания, длительная жалость к себе начинает отталкивать других людей^[2]. Даже в случае хронических заболеваний общество ожидает от индивида, после очень краткого периода времени, смириться с судьбой, прекратить жалобы и продолжить жить своей жизнью. Поскольку склонные к саможалению личности ожидают от общества и близких большего, чем могут получить, жалость к себе сопровождается одиночеством и озлобленностью и приводит к постоянной фрустрации. Когда саможаление приводит к враждебности в отношении других, индивид затрудняется высказать эту агрессивность из-за низкой уверенности в себе и опасений дальнейшего разрушения связи с близкими — потому агрессивность подавляется и перенаправляется на себя или на мысли об отмщении за прошлое^[2].

В древнегреческом языке не было слова, обозначающего жалость к себе^[3]. По мнению ��авида Констана^[нем.], это было связано с тем, что греки рассматривали жалость как эмоцию, которая требовала двух лиц, жалеющего и жалеемого. Аристотель даже говорил, что жалость невозможно испытывать к близким людям, так как родственные узы делают чувство к ним почти чувством к самому себе. Стоики утверждали, что жалость и зависть образуют пару: жалость образуется при виде незаслуженного страдания, а зависть — при виде незаслуженного счастья. Согласно такой теории, как невозможно самому себе завидовать, так и невозможно было самому себя жалеть. Эмоцию же, связанную с осознанием несчастья близкого человека, Аристотель называл «состраданием» (sunalgein) и связывал с чувством дружбы (по Аристотелю, можно дружить с самим собой, так что сострадание могло быть рефлексивным)^[3].

По Констану, в древнегреческих трагедиях, когда герой жалеет самого себя, он обычно смотрит на себя со стороны. Так, в трагедии Еврипида «Ипполит», когда Ипполит оказывается ошибочно обвинённым в попытке изнасилования мачехи, он восклицает «Когда бы сам я встретился с собой, // Над этою бы я заплакал мукой».

Аналогично, когда герои Плутарха плачут, это практически всегда проявление жалости к другим, а не к себе^[4]. У Плутарха, как только Персей Македонский начал выражать жалость к себе, он немедленно утратил сочувствие со стороны Луция Эмилия Павла. Римляне в целом считали раздвоение личности, свойственное саможалению, признаком женственности, неподобающим мужчине^[5].

• Joachim Stoeber. Self-Pity: Exploring the Links to Personality, Control Beliefs, and Anger (англ.) // Journal of Personality. — 2003. — Vol. 71, no. 2. — P. 183—221. — doi:10.1111/1467-6494.7102004.
• David Konstan. Pity and Self-Pity (англ.) // Electronic Antiquity. — 1999. — October (vol. 5, no. 2).
• Kahn, Eugen. Self-pity. // American Journal of Psychiatry 122.4 (1965): 447—451.  (англ.)
• Никодим Святогорец, перевод Феофан Затворник, «Невидимая брань» (греч. Βιβλίον καλούμενον Αόρατος Πόλεμος).