Вечная женственность
Вечная женственность, вечно женственное (нем. Ewig-Weibliche) — образ, использованный И. В. Гёте в завершающих строчках второй части «Фауста», обозначающий «трансцендентную силу, любовно поднимающую человека в область вечной творческой жизни»[1]. После Гёте образ использовался также и другими философами, поэтами и писателями, став универсальным символом высшего начала женственности[2]. В начале XX века идея вечной женственности была очень распространённой в интеллектуальной среде Серебряного века, соединившись с образом Софии[2][3].
В «Фаусте» Гёте
правитьОбраз вечной женственности стал популярным после его использования Иоганном Гёте во второй части «Фауста»: «Das ewig weibliche zieht uns hinan» — «Вечно женственное влечёт нас ввысь»[4] (или «Вечная женственность влечёт нас вверх»[1]):
Alles Vergängliche
Ist nur ein Gleichnis
Das Unzulängliche,
Hier wirds Ereignis;
Das Unbeschreibliche,
Hier ist es getan;
Das Ewig-Weibliche
Zieht uns hinan.
Те же строчки в переводе Бориса Пастернака[5]:
Все быстротечное —
Символ, сравненье.
Цель бесконечная
Здесь — в достиженье.
Здесь — заповеданность
Истины всей.
Вечная женственность
Тянет нас к ней.
По мнению германиста Х. Янтца, из всех ставших крылатыми строчек «Фауста» «впечатляющие и запоминающиеся» слова Гёте о женственности получили наибольшее распространение[6]. По Гёте, вечная женственность управляет миром мужчин (вечно мужественным) с помощью скрытой в ней проявляющей себя в любви силы притяжения (исследователь творчества Гёте И. Эккерман выразился о ней следующим образом: «Среди влюбленных… магнетическая сила особенно сильна и действует даже на большом расстоянии»)[1]. К. Г. Карус интерпретировал образ, использованный Гёте, как приход «рвущейся вперёд жизни мужчины» к женскому «примиряющему, успокаивающему, просветляющему началу», где в стихии любви растворяется мужской эгоизм[7][2].
Прообразами вечной женственности Гёте стала всепрощающая Богоматерь и Беатриче из «Божественной комедии» Данте Алигьер��[8]. По выражению В. К. Кантора, «идея вечной женственности является у Гёте в конце „Фауста“ квинтэссенцией мирового духовно-исторического опыта. Фауст прошел все искушения человеческой истории, пока под занавес Гёте не подарил ему спасительную Ewig-Weibliche»[9].
«Фауст» содержит большое количество христианских аллюзий. По утверждению литературоведа И. Н. Лагутиной в статье в «Католической энциклопедии», «любовь — центральное слово и в финальной сцене 2-й части трагедии, когда Богоматерь Скорбящая[англ.] (лат. Mater Dolorosa) в окружении святых возносит бессмертную душу Фауста»[10].
Как универсальный символ
правитьВне контекста «Фауста» вечная женственность стала универсальным символом высшего женского начала: от возвышенного идеала женщины «как средоточия красоты и гармонии мира» до персонификации мудрости Бога[2].
Описывая образ вечной женственности, исследователи рассматривают его существование и до появления трагедии Гёте. Так, Иосиф Эйгес полагал, что в Средневековье культ вечной женственности сливался с поклонением Богоматери[4]. Идея Божественной мудрости Софии, с которой к началу XX века соединился образ вечной женственности, прослеживается от упоминания Премудрости, предсуществовавшей вместе с Богом, в библейской Книге притчей Соломоновых. Христианские мистики (Якоб Бёме) и русские религиозные философы (Владимир Соловьёв, Павел Флоренский, Сергей Булгаков) развивали идеи Божественной мудрости в философском и теологическом аспекте[2]. Христианско-софиологические идеи о вечной женственности подвергались критике со стороны Фридриха Ницше и Отто Вейнингера[11].
В изложении Иосифа Эйгеса, вечная женственность становится мировым началом, непосредственным проводником которого является женское. По его мнению, «искусство проходит под знаком Вечной Женственности», которая «есть, прежде всего, красота, источник и цель всех высших переживаний прекрасного в искусстве или вне его». Творчество может заключаться в непосредственном (образы женщин и любви) и в незримом проявлении вечной женственности, а также может быть инспирировано любовью к женщине (например, нежные и возвышенные чувства В. Жуковского к Марии Протасовой)[4].
В русской культуре
правитьЖуковский, когда в русском языке ещё не было слова «женственность», использовал немецкое слово «Weiblichkeit»: «ей [женщине] нужно только приобрести то, что на немецком языке так прекрасно называется Weiblichkeit и для чего нет еще выражения в языке нашем»[4]. В XIX веке русские писатели обнаружили «среди русских „уездных барышень“ (Пушкин) способность к подлинной любви, что ведёт к вечной женственности»[9]. Реализация этой идеи присутствует в произведениях различных русских писателей, так Д. Андреев считал Ф. Достоевского «вестником Вечно Женственного»[2].
В религиозной философии В. Соловьёва понятие вечной женственности отождествляется с понятием Софии[2]. Соловьёв полагал, что она есть «образ всеединства мира, созерцаемый богом», и посвящал её мистическому образу свои стихотворения[4], одно из которых так и называлось — «Das Ewig-Weibliche» (1898):
…Знайте же: вечная женственность ныне
В теле нетленном на землю идет.
В свете немеркнущем новой богини
Небо слилося с пучиною вод.
Всё, чем красна Афродита мирская,
Радость домов, и лесов, и морей,—
Всё совместит красота неземная
Чище, сильней, и живей, и полней…
В начале XX века идея вечной женственности была очень распространённой в интеллектуальной среде Серебряного века. Софиологи рассматривали её в двух аспектах: как метафизический принцип и как женственное божественное начало. В культуре Сереб��яного века «архетипический мотив женщины-матери, спасительницы, защитницы, хранительницы тайны продолжения человеческого рода» был одним из основных. Развитию смыслов женственности способствовала дискуссия в обществе об отношениях мужчины и женщины[12].
У поэтов Серебряного века образом вечной женственности был «лик вечной мистической возлюбленной», существовавшей только «в предчувствии и надежде»[2]. «Прекрасная Дама» А. Блока схожа с образом вечной женственности В. Соловьёва. Блок в использовании этого образа следовал за Я. Полонским, который описал свою Прекрасную Даму в стихотворении «Царь-девица»[4].
Примечания
править- ↑ 1 2 3 Махов, 2001, с. 119.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Махов, 2001, с. 120.
- ↑ Мазина, 2009, с. 4.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Эйгес, 1925.
- ↑ Иоганн Гёте. Фауст. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1960.
- ↑ Jantz, 1953, с. 791.
- ↑ Карус К. Г. Письма о Гёте. — 1835.
- ↑ Махов, 2001, с. 119-120.
- ↑ 1 2 Кантор, 2003.
- ↑ Лагутина, 2002, с. 1304.
- ↑ Махов, 2001, с. 120-121.
- ↑ Мазина, 2009.
Литература
правитьна русском языке
- Кантор В.К. «Вечно женственное» и русская культура // «Октябрь». — 2003. — № 11.
- Лагутина И. Н. Гёте // Католическая энциклопедия. — М.: Издательство Францисканцев, 2002. — Т. 1. — С. 1304.
- Мазина Е. И. Тема Вечной Женственности в культурном пространстве Серебряного века / автореферат дис. ... кандидата культурологии : 24.00.01. — М.: Гос. акад. славян. культуры, 2009. — 29 с.
- Махов А. Е. Вечная женственность // Литературная энциклопедия терминов и понятий. — 2001. — С. 119-121.
- Эйгес И. Вечно женственное // Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т.. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925.
на других языках
- Jantz H. The Place of the "Eternal-Womanly" in Goethe's Faust Drama (англ.) // PMLA. — 1953. — Vol. 68, no. 4. — P. 791-805.
- Neumann М. Das Ewig-Weibliche in Goethes «Faust» (нем.). — Heidelberg, 1985. — 415 S. — ISBN 978-3825336585.
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |