Княжевич, Александр Максимович, министр финансов, род. 11 октября 1792 г. в Уфе, ум. 2 марта 1872 г. Отец его, сербский уроженец, прибыл в Россию в 1773 г. и был принят на службу в кавалергарды; впоследствии он состоял на гражданской службе — прокурором верхнего земского суда, губернским прокурором в Уфе, а с 1797 г. в Казани, где он был потом председателем казенной палаты. А. М. Княжевич воспитывался в казанской гимназии и в Казанском же университете, поступив в последний в 1805 г. Когда он был на старшем курсе, имея всего 16—17 лет от роду, факультет поручил ему, как лучшему студенту, за болезнью профессора, читать своим товарищам чистую математику. В 1811 г. он переселился в Петербург и поступил на службу в Экспедицию государственных доходов, вскоре вошедшую в состав Министерства финансов.
Живя в Петербурге первое время со своими тремя братьями, Княжевич помимо служебных занятий, работал и на литературном поприще: в 1822 г. братья Княжевичи издавали «Библиотеку для Чтения», состоявшую из переводов иностранных повестей и рассказов. Эта деятельность сблизила их с литературным миром. В 1823 г., с женитьбой А. М. Княжевича на дочери баронессы Вистингаузен, директрисы Патриотического института, особы, близкой к Императрице Александре Федоровне, он стал двигаться по службе несколько быстрее; но и то только через 20 лет службы он получил более значительную должность — вице-директора департамента государственного казначейства. Вскоре потом он был сделан директором канцелярии министра финансов, а в 1844 г., директором департамента государственного казначейства. В 30-х гг. он заведовал также делами комитета об усовершенствовании земледелия, состоявшего под председательством Мордвинова.
С министром финансов, Е. Ф. Канкриным, Княжевич сблизился еще в 1815 г., когда Канкрин был генерал-интендантом, а он был командирован в Вену принять участие в ликвидации счетов с Австрией после заграничного похода русской армии. По званию директора канцелярии министра, а потом директора департамента государственного казначейства Княжевич был, можно сказать, правой рукой министра и его учеником, а в обществе считался его вероятным и желательным преемником. Тем не менее, Канкрин, отправляясь в 1840 г. за границу лечиться, поручил управление министерством не ему, а, к общему удивлению, Ф. П. Вронченко, управлявшему тогда особенной канцелярией по кредитной части, сделав его товарищем министра финансов. По ��бъяснению самого Княжевича Канкрин поступил так потому, что в то время важнейшей частью в финансовом управлений была часть кредитная. Вронченко управлял министерством и во вторичную поездку Канкрина за границу, в 1843 г., а с окончательным выходом Канкрина в отставку в 1844 г. он сделался министром. Со смертью Вронченко, в 1852 г., министром финансов опять был назначен не Княжевич, а П. Ф. Брок, управлявший делами Комитета министров, человек мало сведущий в финансовом деле. Княжевич, имея громадный служебный опыт, по 40-летней службе своей в министерстве финансов, часто оспаривал мнения и предложения нового министра и этим, естественно, сделался ему неприятен; в 1854 г. он был под благовидным предлогом удален из министерства, получив назначение в Сенат; вскоре за тем он был назначен первоприсутствующим в департаменте герольдий. Весьма быть может, что назначению Княжевича в преемники Канкрина или хотя бы в товарищи министра помешало участие его в питейных откупах, хотя это участие было почти номинальное: он и братья его давали свои капиталы откупщикам для залогов по откупам; по случаю неисправности одного откупщика пошли слухи о взяточничестве, будто бы практикуемом в министерстве финансов, на время повредившие Княжевичу, хотя слухи эти были совершенно неосновательны и интрига направлялась больше против самого Канкрина, чем против Княжевича; для него она не имела дальнейших последствий.
23 марта 1858 г., на место уволенного П. Ф. Брока был призван управлять министерством финансов А. М. Княжевич. Назначение это было ему, конечно, очень лестно, но принято им далеко не с у��овольствием. Он отлично знал всю сложность и трудность обязанностей русского министра финансов и, как честный и добросовестный служака, не с легким сердцем принял предложение Государя. Он заявлял Императору, что «не признает в себе качеств и способностей, необходимых для этого звания, зная вполне все обязанности и всю трудность этой должности и свои слабые способности», не говоря уже о летах своих и о затруднительности тогдашнего положений дел; кроме того, он находил, что министр финансов должен иметь независимое состояние и связи, чтобы твердо стоять на своем посту, ибо, говорил он, хороший министр финансов должен чаще отказывать осаждающим его разными просьбами, ходатайствами и предложениями, что навлекает ему недоброжелателей, готовых вредить ему, даже чернить его. Но Государь обещал ему свою поддержку, под условием «говорить всегда правду». Таким то образом, пришлось Княжевичу «ввалиться в этот омут», как выразился он в письме к брату, извещая его о своем назначении.
Отношения его с Государем были отличные; но он не мог не тяготиться своей новой должностью: ему приходилось слишком много работать для своих лет — ему было уже далеко за 60 л.; в 1861 г. он праздновал уже 50-летие своей службы; быть может и новым веяниям не вполне он сочувствовал, как человек старого закала… В январе 1862 г. он был уволен от должности министра финансов, с назначением в члены Государственного Совета. Влиятельные круги были недовольны его деятельностью; говорили: «он не оправдал ожиданий».
Конечно, в ту эпоху всеобщего оживления и стремления к реформам, Княжевич не был удобен во главе министерства финансов. Он был человек с хорошим образованием, гуманный, честный, снисходительный к человеческим слабостям и недостаткам; но все его прошлое не давало ему возможности подняться на высоту требований того времени, он видимо не обладал ни широтой взгляда, ни смелостью действий, какие требовались в эпоху такой лихорадочной деятельности, какой была эпоха 60-х годов. Не обладал он ни достаточной энергией, ни самостоятельностью, столь нужными министру финансов; несомненно, что он хорошо понимал дело финансового управления, но одного понимания дела недостаточно. Дальнейший очерк деятельности министерства финансов в эпоху управления км Княжевича вполне подтвердит такой вывод. — В 1858 г., учреждена была Комиссия для пересмотра правил государственной отчетности и системы смет, результатом трудов которой были правила 22 мая 1862 г., поставившие дело это на нормальных основах. Деятельность этой комиссии, таким образом, совпала с периодом управления Княжевича. Но что вообще тогдашнее положение дел было ему не по плечу, видно уже из того, что в эпоху государственного роста, требовавшую неизбежно сильного напряжения и развития финансовых и экономических сил государства, он в представленной им в 1859 г. Государю записке о хозяйственном и финансовом положений империи ставит себе главной целью и обязанностью крайнюю бережливость. Правда, и Комитет финансов, к которому он обратился за содействием, вполне согласился с его заявлениями, и Государь написал на заключение Комитета, что будет сделано все возможное для сокращения сметы военного министерства и приняты меры к ограничению требований всех министерств. Вместе с тем повелено, чтобы ни одно министерство не испрашивало прибавок без предварительного соглашения с министром финансов. Но все это были только pia desideria, несовместимые с ходом государственной жизни. — Больше значения имело указание Комитета финансов на слабое возрастание государственных доходов (кроме питейного), как на признак неправильности податной основы и на необходимость существенно изменить систему налогов. Министр финансов принял это требование к сведению и отвечал на него учреждением, 10 июля 1859 г., «Комиссии для пересмотра системы податей и сборов». Учреждение такой комиссии было, конечно, понятно; столь большое дело не могло быть сделано сразу и скоро; но комиссия эта работала очень медленно и вяло и, просуществовав около 20 лет, умерла медленной смертью. Княжевичу же пока по необходимости пришлось умерить заботу о сокращении расходов и приняться за меры к увеличению доходов, для исправления ошибок своего предшественника Брока и для предупреждения финансовых невзгод, ожидавшихся от предпринятых правительством реформ, главным образом — крестьянской. Действительно, фонды наши, хорошо дотоле стоявшие и еще повысившиеся с 1857 г. вследствие понижения банковских процентов, — стали понижаться уже с 1859 г. и особенно упали в 1860 г.; быстро понижался и вексельный курс. Продолжавшаяся еще ликвидация счетов Крымской войны порождала крупные дефициты в бюджете — свыше 100 м. руб. в год за 1857 и 1858 гг. Меры, принятые Княжевичем для поправления курса, к сожалению, не были удачны: неудачный 3%-ный заем 1859 г. весь ушел на поддержание вексельного курса; туда же ушла и выручка от выпуска 60 м. руб. 4%-ных металлических билетов Государственного Банка — и все это без всякой пользы. Столь же бесполезным оказалось и усиленное погашение внутренних займов свободными капиталами (до 30 м. р.), переданными в 1860 г. в Министерство Финансов из министерств и главных управлений; та же участь постигла и 3 м. руб. капитала «Государственного ополчения», составившегося из пожертвований. Предпринятый при Княжевиче 4½%-ный внешний заем 1860 г. был реализован уже после него, в 1863 г. Улучшить наш кредит было возможно конечно только переделкой устаревшей финансовой системы, как это внушали Ротшильд и Перейра советовавшемуся с ними нашему послу в Париже гр. П. Д. Киселеву. Но на это Княжевич не решался; да он и не имел достаточного таланта и энергии, чтобы провести успешно такое трудное и важное дело.
При таких обстоятельствах в ожидании выработки общей реформы системы финансов, пришлось обратиться к разным частным мерам для увеличения государственных доходов, так настойчиво требовавшегося всем ходом государственной жизни.
Принятые меры состояли в следующем. Указом 30 декабря 1861 г. повышены (с 1862 г.) оклады подушной и оброчной податей — первой средним числом по 25 к. на душу, — второй от 10 до 44 к. на душу; увеличены с 1861 г. цены гербовой бумаги и почтовая такса за посылки; выработаны новые правила для соляного дела, приведенные в действие, впрочем, уже после Княжевича, указом 14 мая 1862 г.; улучшена система табачного акциза и повышен самый акциз (1861 г.); преобразована, не только ради увеличения дохода, но и в общегосударственных и моральных интересах, система питейного сбора: откуп заменен акцизной системой (устав о питейном сборе 4 июля 1861 г.); новая система введена впрочем уже после Княжевича, с 1 января 1863 г.; но косвенно она еще при нем способствовала увеличению питейного дохода: последние торги на откупа, в 1858 г., дали громадную наддачу в откупной сумме. «Грустно мне этому радоваться», сказал по этому поводу Император Александр II Княжевичу. Наконец, сделана была Центральным статистическим комитетом новая классификация губерний для раскладки земских сборов.
Вот и все главное, что было сделано при Княжевиче по части финансового хозяйства Империи. Меры эти нельзя назвать ни выдающимися, ни вполне удачными. Так, важнейшая реформа — питейная — далеко не оправдала ожиданий в смысле нравственном, хотя и привела к значительному увеличению питейного дохода. Кроме того, Княжевич допускал иногда прямо натяжки, с помощью которых прикрывалось действительно незавидное положение дел — например, неисполненные расходы одного года записывались в сбережения ресурсов на предстоящий год.
Важнейшие меры Княжевича в области экономической жизни России были следующие. Ввиду усилившейся потребности в чугуне и железе понижены были с 1861 г. пошлины с их привоза, а потом разрешен был и беспошлинный привоз для железных дорог, механических заводов и судостроения. На первое время эта мера принесла довольно заметную пользу, но вместе с тем она повредила развитию нашего горного дела, и без того уже пострадавшего вследствие прекращения крепостного труда. Далее — дано было разрешение приобретать чай в Китае на золото и серебро, вместо обязательного выменивания на товары. Мера эта была рациональна, хотя и ее в свое время сильно порицали. Действительно, наша меновая торговля была сплошной несообразностью: наши мануфактурные изделия — особенно с открытием внутренних рынков Китая англичанам и французам, ��осле их войны с Китаем — уступались китайцам за полцены, а убытки торговцев раскладывались на стоимость чая, так что наши потребители чая оплачивали удешевленное одеяние китайцев. Полученный покупкой на металлы чай стал обходиться дешевле, а допущение, с 1861 г., запрещенного прежде привоза его морем еще более способствовало его удешевлению. Княжевичу делает честь, что он понял перемену в нашей торговле с Китаем, вызванную силой обстоятельств, изменивших ход международной торговли; упорствование в сохранении менового торга конечно не привело бы к полезным результатам. Последствия вполне оправдали меру Княжевича; торговые отношения наши с Китаем установились несомненно на более правильных основах.
На долю Княжевича выпало также осуществить две крупные операций — банковскую реформу и финансовую часть крестьянской реформы.
Потребность в преобразовании кредитных учреждений была вызвана отчасти ошибками предшественников Княжевича, отчасти новыми взглядами, проникшими в наше народное хозяйство. Наши старые кредитные установления — опекунские советы, банки — коммерческий и заемный, и приказы общественного призрения принимали вклады, оплачивая их сложными процентами по 4 %. Указом 20 июля 1857 г. процент был понижен до 3 %, с целью вызвать востребование вкладов, не сполна находивших помещение в ссудах, а между тем постоянно оплачиваемых процентами вкладчикам. В 1857 г. таких свободных сумм было до 140 млн. руб. Другой причиной понижения процента было затруднительное положение Государственного казначейства, как последствие введенной Канкриным системы позаимствований из банковских вкладов для казенных надобностей. К 1857 г. эти позаимствования составляли уже 553 млн. руб., — свыше половины всех вкладов. Из них 428 млн. руб. оплачивались процентами из государственной казны, остальные из земельных сборов и других источников. Расход казны по этому долгу составлял 30½ млн. руб. в год; Брок, чтобы уменьшить его, пересрочил погашение на 56 лет, с понижением платежа с 5 % до 4½% (в том числе 1/2% погашения). Расход от этого уменьшился на 11¾ млн. руб.; но переход казны к меньшему проценту, естественно, повлек за собой и понижение процента, платимого по вкладам — иначе кредитные учреждения не были бы в состоянии расплачиваться с вкладчиками. Так как по существовавшим правилам востребование вкладов не обусловливалось никакими сроками, а вклады были розданы почти все в долгосрочные ссуды, то меры, принятые к изгнанию вкладов из банков, должны были поставить эти последние в большое затруднение; неудобства этих мер усиливались еще от того обстоятельства, что это выталкивание вкладов понижением процента сделано было в такое время, когда деньги вовсе не были дешевы, и даже в Западной Европе ввиду экономического кризиса учетный процент доходил до 7½%. Вытесняемым таким путем из банка деньгам некуда было деваться; биржевые операции с деньгами и фондами тогда почти не существовали; оставалось всем этим свободным деньгам ринуться без разбора на разные промышленные предприятия, что и случилось, ко вреду для нашего народного хозяйства и к разорению массы доверчивых людей.
Последствия ошибки скоро сказались: вследствие сильного востребования вкладов пришлось приостановить выдачу ссуд под недвижимые имущества и даже перезалог; далее оказалось необходимым задержать непосильное для банков истребование вкладов их консолидированием. Для этого выпущены были 4%-ные непрерывно-доходные билеты Комиссии погашения долгов, с предложением обращать в них банковские вклады; в публике билеты эти не нашли сочувствия; но в них обязательно были обращены сословные и общественные вклады. Позднее эти билеты и остальные вклады (но последние не обязательно) заменены были 5%-ными билетами Государственного Банка 1-го выпуска (на сумму 277½ млн. руб.); на первое время публика приняла их хорошо, но вскоре и они сильно упали в цене. Таким образом вытеснялись вклады из государственных кредитных учреждений, при избытке кредитных билетов, выпущенных для надобностей войны.
Наконец, признано было нужным преобразовать все кредитные учреждения; указом 31 мая 1860 г. бывший Коммерческий банк преобразован и назван Государственным; Заемный банк упразднен; сохранные казны и приказы общественного призрения оставлены лишь до окончательных расчетов с заемщиками. Реформа, однако, была односторонняя. Государственному банку присвоено было лишь коммерческое назначение, без права выдачи долгосрочных ссуд под недвижимую собственность, которая и осталась таким образом без кредита именно в то время, когда он ей особенно был нужен. Хотя и выработан был при Княжевиче проект земских поземельных банков, но он не осуществился, не встретив сочувствия в его преемнике Рейтерне. При Княжевиче составлен был и проект городских банков для залога недвижимостей; на основаниях этого проекта и образовано С.-Петербургское городское кредитное общество, 4 июля 1861 г.
Вообще, банковая реформа произведена была при Княжевиче недостаточно обдуманно. Но и тут он был более пассивным, чем активным деятелем; он сознавал невозможность оставить сельское хозяйство без кредита, и особенно в ту критическую для нашего землевладения эпоху, но он был бессилен против кружка лиц, орудовавших этим делом в высших сферах.
Что касается до крестьянской реформы, то, еще не будучи министром, Княжевич ей сочувствовал, хотя и не ожидал от нее, как он говорил, «больших улучшений». Участие его в этом деле выразилось устройством выкупной операции. Опять-таки нельзя сказать, чтобы операция эта вполне удалась. Но и тут вина не Княжевича, а по всей вероятности — предшествовавшей банковской реформы, с последовавшим оживлением промышленной предприимчивости, поглотившей освободившиеся из банков деньги. Правительство выпустило выкупные бумаги (под именем 5%-ных билетов 2-го выпуска, 5%-ных выкупных свидетельств и 5½%-ной ренты), приняв особые меры предосторожности, чтобы они не загромоздили собой рынка. Тем не менее бумаги эти, благодаря огульному сбыванию их помещиками, сильно упали в цене, к вящему разорению помещиков. Существенной ошибкой выкупной операции было то, что долги помещиков банком не оставлялись за ними и даже не были рассрочены, а целиком вычитались из выкупной суммы. Таким образом, многие получили лишь ничтожную выкупную плату, которая и была издержана непроизводительно. Опять и в этом случае трудно сказать, много ли виноват в этом Княжевич, как исполнитель предначертаний, не от него исходивших.
Немало забот причинял ему упадок ценности кредитного рубля, — наследие Крымской войны. Сравнительно с позднейшим понижение было еще не велико: средний курс кредитного рубля был в 1858 г. 93,1 металл. копеек; в 1859 г. — 90,5 коп.; в 1860 г. — 92,51 коп.; даже когда правительство прекратило искусственное поддержание курса, в начале 1861 г., рубль стоил около 86 коп. металл. Тем не менее и это состояние курса озабочивало правительство. В апреле 1860 г. было сожжено кредитных билетов на 60 млн. руб., — это, однако, нисколько не повлияло на курс. Но так как вся беда приписывалась все-таки излишку кредитных билетов против потребности оборота, то Княжевич предложил избавиться от него посредством продажи части государственных имуществ. К счастью, мера эта не осуществилась; очевидно, что она была бы не практична: казна лишилась бы значительной части своих имуществ, повышение же стоимости бумажного рубля до уровня с металлическим едва ли было бы достигнуто, судя по бывшим историческим примерам. — Неудачный опыт размена кредитных билетов на золото, по постепенно повышаемому курсу, до нормального 5 руб. 15 коп. за полуимпериал, совершился уже после увольнения Княжевича от должности министра финансов.
С глубокой признательностью следует вспомнить, что благодаря Княжевичу стало у нас возможным обсуждение финансовых вопросов печатью. Сознавая пользу гласности, хотя и не всегда приятной самолюбию администрации, Княжевич испросил Высочайшее разрешение дозволить печати обсуждать финансовые мероприятия. Он пошел еще дальше и сделал гласной государственную роспись, составлявшую дотоле глубокую государственную тайну. Вопрос о публиковании росписи был поднят им в совете министров еще в 1859 г., но не получил одобрения; и только в 1862 г. состоялось Высочайшее повеление об опубликовании росписи на 1863 год. Опубликована была и роспись («табель») 1862 года, но не в законодательном порядке, а в виде просто��о сообщения к сведению публики. Одного этого внесения Княжевичем гласности в финансовое дело достаточно, чтобы сказать, что управление его было не бесплодно. — Последние 10 лет жизни Княжевича не представляли уже ничего интересного; он тихо угасал и скончался 2 марта 1872 года.
Скальковский, «Наши государственные и общественные деятели», 1891 г.; его же: «Les ministres des finances de la Russie»; статья Судейкина в «Русской Старине» 1892 г., XI, Блиох «Финансы России XIX столетия», 1882 г.