Пиры (Боратынский)/редакция 1821 г.

Друзья мои, я видел свет;
На всё взглянул я верным глазом;
Любовник, воин и поэт,
Трем божествам служил я разом.
5 Искал я счастья, как другой;
Волшебный сон и мне приснился:
Но, разуверенный душой,
Вздохнул, заплакал и простился
С моей несбыточной мечтой.
10 Непрочно то, что сердцу мило;
Кто сердцу верит, тот глупец.
А поэтический венец?
Никак оно же мне сулило!
Но что скажу вам наконец?
15 Не всё мне в жизни изменило.
Бывал обманут сердцем я,
Бывал обманут я рассудком;
Но никогда, мои друзья,
Обманут не был я желудком.

20 В наш век накладно быть певцом;
Смешон любовник, жалок воин:
Лишь беззаботный гастроном
Названья мудрого достоин.
Хвала и честь его уму:
25 Дарами, нужными ему,
Земля усеяна роскошно.
Пускай герою моему,
Пускай, друзья, порою тошно;
Зато не грустно: сладкий сон
30 Недуг минутный успокоит:
Здоров и весел встанет он,
И отдых силы в нем удвоит.
Пирует он — и горя чужд,
Среди веселостей вседневных
35 Не знает он душевных нужд,
Не знает он и мук душевных.
От лишних прихотей своих
Почти всегда мы страждем, други!
Кому не стоят мук живых
40 Любви роскошные досуги?
Кто, возвратясь в отцовский дом
Калекой жалким с поля славы,
Не называл себя слепцом
И про военные забавы
45 Словца не вымолвил тишком?
Хвала тебе, веселый Ком!
В твоих утехах нет отравы.
Красив, не спорю, бранный шлем;
Победный лавр еще прекрасней;
50 Приятно драться — между тем
Обедать, право, безопасней.

Как не любить родной Москвы!
Но в ней не град первопрестольный,
Не позлащенные главы,
55 Не гул потехи колокольной,
Не сплетни вестницы молвы
Мой ум пленили своевольный:
Я в ней люблю весельчаков,
Люблю роскошное довольство
60 Их продолжительных пиров,
Богатой знати хлебосольство
И дарованья поваров.
Там прямо веселы беседы;
Вполне уважен хлебосол;
65 Вполне торжественны обеды;
Вполне богат и лаком стол.
Уж он накрыт; уж он рядами
Несчетных блюд отягощен
И беззаботными гостями
70 С благоговеньем окружен.
Еще не сели: всё в молчаньи,
И каждый гость, вблизи стола,
С веселой ясностью чела,
Стоит в роскошном ожиданьи —
75 И сквозь прозрачный легкий пар
Сияют лакомые блюды,
Златых плодов, десерта груды.
Зачем удел мой слабый дар!
Но так весною ряд курганов,
80 При пробужденных небесах,
Сияет в пурпурных лучах,
Под дымом утренних туманов.
Садятся гости; без чинов
Усердно потчуют друг друга
85 И наливают до краев
Бокалы сладкого досуга;
Они веселье в сердце льют,
Они смягчают злые толки.
Друзья мои, где гости пьют,
90 Там речи остры, но не колки.
И началися чудеса:
Смешались быстро голоса;
Собранье глухо зашумело;
Своих собак, своих друзей,
95 Певцов, героев хвалят смело;
Вино разнежило гостей
И даже ум их разогрело;
Тут всё торжественно встает, —
И каждый гость, как муж толковый,
100 Узнать в гостиную идет,
Чему смеялся он в столовой.

Меж тем одним ли богачам
Доступны праздничные чаши?
Не мудрены пирушки наши,
105 Но не уступят их пирам.
В углу безвестном Петрограда,
В тени древес, во мраке сада,
Тот домик помните ль, друзья,
Где наша верная семья,
110 Оставя скуку за порогом,
Соединялась в шумный круг
И без чинов с румяным богом
Делила радостный досуг?
Вино лилось, вино сверкало,
115 Сверкали блестки острых слов,
Воображенье позлащало
Судьбу неведомых годов:
Игрушки тешили певцов,
И веки сердце проживало.
120 Пусть не роскошен был прибор,
Пусть не богаты брашны были:
Всё приправлял веселый вздор, —
И сладко ели мы и пили.
Поверхность шаткого стола,
125 Благословенного забавой,
В большие праздники была
Прикрыта скатертью диравой;
И между тем, друзья мои,
В простые чаши бог похмелья
130 Роскошно лил сынам веселья
Свое любимое Au.
В нем укрывается отвага;
Его звездящаяся влага
Души божественной полна:
135 Свободно искрится она;
Как гордый ум, не терпит плена,
Рвет пробку резвою волной —
И брызжет радостная пена,
Подобье жизни молодой.
140 Мы в нем заботы потопляли,
И средь восторженных затей —
Певцы пируют — восклицали, —
Слепая чернь, благоговей!

Любви слепой, любви безумной
145 Тоску в душе моей тая,
Насилу, милые друзья,
Делить восторг беседы шумной
Тогда осмеливался я.
Потупя сумрачные взоры,
150 В печали робкой и немой,
Не слушал радостные хоры,
Не трогал чаши круговой.
«Что потакать мечте унылой, —
Кричали вы, — смелее пей,
155 Развеселись, товарищ милый,
Для нас живи, забудь о ней!»
Вздохнув, рассеянно послушный,
Я пил с улыбкой равнодушной:
Светлела мрачная мечта,
160 Толпой скрывалися печали,
И задрожавшие уста —
Бог с ней! невнятно лепетали.

И где ж, изменница любовь?
Ах, в ней и грусть — очарованье;
165 Знакомо мне ее страданье:
Но я страдать желал бы вновь!
И где же вы, душе родные,
Друзья, делившие со мной
И заблужденья молодые,
170 И радость жизни молодой?
Разлучены богиней строгой:
И каждый с ропотом вздохнул,
И брату руку протянул,
И в даль побрел своей дорогой!
175 И каждый, в горести немой,
Бытъ может, праздною мечтой
Теперь былое пролетает
Или за трапезой чужой
Свои пиры воспоминает.

180 О, если б теплою мольбой,
Смягчив насильно гнев судьбины,
Перенестись от скал чужбины
Мне можно было в край родной
(Мечтать позволено поэту…)
185 У вод домашнего ручья
Друзей, разбросанных по свету,
Соединил бы снова я.
Дубровой темной осененный,
Родной отцам моих отцов,
190 Мой дом, свидетель двух веков,
Поникнул кровлею смиренной.
За много лет до наших дней
Там в чаши чашами стучали,
Любили пламенно друзей
195 И с ними шумно пировали.
Уж в мире нет отцов моих;
Безмолвен терем опустелый;
В тени прохладной лип густых
Таится ряд могил немых;
200 Там скрыт их пепел охладелый,
Дом счастья мрачен и угрюм:
Но что к унынью нас принудит?
Пиров бывалых новый шум
В нем голос радости пробудит!
205 Очаровательный певец
Под мирный кров домашней сени,
Ты, верный мне, ты, Дельвиг мой.
Мой брат по музам и по лени;
Ты, поневоле милый льстец,
210 Очаровательный певец
Любви, свободы и забавы,
Ты, Пушкин — ветреный мудрец,
Наперсник шалости и славы,
Молитву радости запой,
215 Запой: соседственные боги,
Сатиры, Фавны козлоноги
Сбегутся слушать голос твой,
Певца внимательно обстанут
И, гимн веселый затвердив,
220 Им оглашать наперерыв
Мои леса не перестанут.
Вы все, делившие со мной
И наслажденья, и мечтанья,
О, поспешите в домик мой
225 Упиться радостью свиданья!
Толпой сберитеся опять
Шуметь за чашей круговою,
Былое время вспоминать
И философствовать со мною.

230 Слепой владычицей сует
От колыбели позабытый,
Чем угостит Анахорет,
В смиренной хижине укрытый?
Его пустынничий обед
235 Не будет ро́скошный, но сытый,
Мы соберемся! — но не те,
По легковерной простоте
Сыны любимые надежды,
Которым в полной красоте,
240 Во блеске праздничной одежды,
Являлась жизнь: прозрели вежды,
Предстала в скудной наготе.
Так в школе опытов суровых
Учились многие из нас —
245 И приготовили рассказ
Своих открытий тяжко-новых!
За полной чашей кто ни есть,
Быть может, вздумает прочесть
Свои игривые творенья,
250 В которых дань свою принесть
Успел богиням вдохновенья,
Собранье пламенных замет
Богатой жизни юных лет,
Плоды роскошного забвенья,
255 Где воплотить умел поэт
Свои живые сновиденья…
Прочтем! — Унынием немым
Все, думой тяжкою объяты,
Считают горькие утраты —
260 Не обрести замены им!
...............
...............
...............
...............
265 ...............
...............
...............
Чему же веру мы дадим? —
Пирам! — В болезненые лета
270 Душа остылая согрета
Их утешением живым.
Пускай навек исчезла младость:
Пируйте, други! стуком чаш
Авось приманенная радость
275 Еще заглянет в угол наш.

1820