Владимир Иванович Немцов

Относительно кибернетики был интересный диспут на московском заводе «Динамо». Выступал один молодой парень, очень талантливый инженер-конструктор, ратовал за всяческое превосходство роботов над людьми.
Я разъяснил этому молодому товарищу, что робот всем будет хорош, но лишён небольшого пустяка — нравственных принципов, благородных чувств. Как плохи, что мы так мало прививаем нашей молодёжи эти чувства! Во время войны мы воспитывали в людях мужество, смелость. А вот сейчас не научили девушек плакать над стихами — я бы хотел, чтобы они плакали, <…> чтобы после экзаменов они взяли томик стихов и вдруг у них появились на глазах слёзы. Скажут, что это сентиментальность. Ну что ж, сентиментальность бывает разная. <…>
Любовь, благородство, рыцарство — все эти качества мы увидим и при коммунизме. Будем же говорить о них полным голосом.^[1] — братья Стругацкие спародировали это заявление в гл. 9 «Улитки на склоне» в абзаце от слов «Тут на трибуну взобрался интеллектуал-лирик…»^[2]

В 1958 г. на Всероссийском совещании по научно-фантастической и приключенческой литературе писатели старшего поколения запротестовали против того, чтобы фантастику гнали кнутом за границы Солнечной системы. <…>
Я думаю, что только вредят молодому читателю те, кто доказывает, что советская фантастика должна находиться в совершенно неизвестных пространствах космоса, что наши фантасты отстают от жизни, потому что лишь теперь «осмелились» полететь на Марс. Что происходит с молодым читателем? Он перестаёт видеть в книге своего современника. Ему становятся скучны ежедневные, земные ситуации. Он весь в космосе, забыв о том, что дорога к звёздам начинается на земле и проходит через целину, фабричные станки и школьные скамьи. А «Пионерская правда» печатает письмо ученика, который решил провести ближайшие каникулы на Марсе и сообщает, что мама согласна…^[3][4]

Основной конфликт повести «Далёкая Радуга», который иные восхищённые критики признают будто бы характерным для гуманизма завтрашнего общества, представляется мне надуманным и случайным. Посудите сами: на далёкой небольшой планете учёные производят рискованные эксперименты по «нуль-транспортировке». Как ни странно, на этом космическом полигоне оказывается много женщин и детей. В ходе эксперимента возникла всё сжигающая волна, которая через несколько часов уничтожит всё живое на планете. Надо улетать домой, на Землю. Но наши далёкие потомки столь неорганизованны и беспечны, что на всей планете оказался один звездолёт, способный вместить лишь небольшую часть населения этого экспериментального полигона.
И тут-то, по мнению некоторых критиков, одерживает победу мораль коммунистического общества, основанная на гуманизме. Граждане «Далёкой Радуги» взволнованно обсуждают проблему — кого же спасать? Одни предлагают спасти учёных, которые очень нужны для развития науки, другие — женщин и детей. Но ведь такой проблемы в подобной ситуации не может возникнуть и сегодня, в социалистическом обществе, да, пожалуй, и в капиталистическом. Издавна ведь по неписаным законам женщины и дети первыми покидают тонущий корабль, им предоставляются все спасательные средства. <…>
Вторая повесть — «Трудно быть богом», как и первая, скорее может дезориентировать нашу молодёжь, чем помочь ей в понимании законов общественного развития. <…>
Где-то на далёкой планете в государстве Арканар работают сотрудники земного института экспериментальной истории. <…> Они присутствуют при рождении фашизма, видят пытки, изуверства фанатиков, <…> но во имя «чистоты эксперимента» не могут вмешиваться в ход событий <…>.
Насколько же мы, граждане сегодняшнего социалистического общества, человечнее, гуманнее героев, созданных Стругацкими? Мы вмешиваемся в ход истории, мы помогаем народам, которые борются за свою свободу и национальную независимость. И будем помогать, пока живёт в нас революционный дух.
<…> [в] повести «Хищные вещи века» <…> Стругацкие с помощью громких тирад и заклинаний пытаются обличать этот мир животной сытости и умственной деградации. Но обличения не получается, как не получается и обещанного в предисловии гротеска. Вещи оказываются не столько хищными, сколько привлекательными. <…>
В «Трудно быть богом» альковная встреча похотливой доны Оканы с Руматой описана с натуралистическими подробностями, достойными бульварного романа, а некоторые действующие лица объясняются на таком фантастическом жаргоне, [что] современным стилягам впору переучиваться.^[5] — Иван Ефремов в «Миллиардах граней будущего» написал «… нелепейшие обвинения, невесть зачем неуклюже сколоченные. <…> Мне думается, что смысл безапелляционных выводов <…> заключается в том, что ему вздумалось критиковать современную фантастику с позиции своих давно скомпрометировавших себя взглядов, основанных на вкусовщине и непонимании сложности современных процессов общественного развития».^[6]

В это лето ни один межпланетный корабль не покидал Землю. По железным дорогам страны ходили обыкновенные поезда без атомных котлов. Арктика оставалась холодной. Человек ещё не научился управлять погодой, добывать хлеб из воздуха и жить до трёхсот лет. Марсиане не прилетали. Запись экскурсантов на Луну не объявлялась.
Ничего этого не было просто потому, что наш рассказ относится к событиям сегодняшнего дня, который нам дорог не меньше завтрашнего. И пусть читатели простят автора за то, что он не захотел оторваться от нашего времени и от нашей планеты.^[7]

Он вообще подходит к последним произведениям Стругацких упрощённо, вульгарно-социологически.^[8]

… «писатель», <…> которого я не пускала на порог нашей редакции.

В 1959 году В. Немцов, чтобы поспеть за сегодняшним днём, уже был вынужден оторваться от родной планеты. Он это сделал в своём новом романе «Последний полустанок», но, <…> взявшись за космическую тему, в продолжение всего романа намеренно и последовательно снижает эту тему, деромантизирует её, всячески пытается разуверить читателя в интересности полётов за пределы Земли. <…>
Нет сомнений, строительство «Униона» было делом в высшей степени увлекательным. Но невольно возникает вопрос: стоило ли огород городить и строить этот замечательный «Унион», если летать на нём так уж неинтересно? <…>
«Для него Земля — центр Вселенной. Вокруг Земли кружится и Солнце и все планеты». Эти слова, сказанные с восторгом в адрес одного из героев романа, полностью выражают позицию самого писателя. Этот геоцентризм был бы в какой-то мере приемлем, <…> если бы он у Немцова не превращался в тормоз, в преграду на пути человеческой воли, разума и мечты. <…>
Власть над космосом герои Немцова также понимают весьма узко, упрощённо: с помощью космической энергии можно будет в отдалённых районах страны стричь овец, доить коров и пользоваться электробритвой. <…>
Ведь раскрыть загадку Марса мы стремимся не только затем, чтобы засеять полуостров Таймыр марсианской морозоустойчивой репой.